ГАЛИНА УСОВА

Жил в нашей округе стригаль Сизый Нос.
В работе был дьявол, а в выпивке босс:
Он двести овец не поморщившись стриг,
Четыре галлона глотал в один миг.

Хоть Джимми-трактирщик его не любил,
Но Сизый в трактир то и дело ходил,
Заглядывал ночью, захаживал днем,
И в праздник, и в будни – как в собственный дом.

Раз занят был Джимми работой простой:
Буфетную стойку он мыл кислотой.
Вдруг Сизый заходит, под мухой чуть-чуть:
"Эй, что там в кувшинчике? Дай-ка хлебнуть!"

Теперь позабыли историю ту,
Но Сизый с размаху хватил кислоту.
"Ну, штучка! – сказал он, – вконец пробрала!
Теперь я на стрижке спроворю дела!"

Весь день бедный Джимми работал с трудом,
Все только и думал о случае том,
И руки дрожали, и страх его рос,
Все виделся мертвым ему Сизый Нос.

Наутро кабак он открыл сам не свой,
И тут Сизый Нос на пороге – живой!
В подпалинах брови, и щеки, и нос –
Точь-в-точь шелудивый заброшенный пес.

"Как виски? – трактирщик спросил, – ничего?"
"Отлично, да мало я выпил его!
Отлично работал – и дрался я днем,
Но несколько раз загорался огнем.

Наверно, я толк понимаю в вине,
Но вот почему-то все кашлялось мне,
А с кашлем из глотки огонь выходил:
Гляди, как усы я себе подпалил!"

Меня зовут Джек Палмер; я разорился в прах;
Я песенку спою вам о прежних временах.
Тогда, друзья-старатели, мы были все знакомы,
И часто собирались мы вокруг бочонка рома.
        Бочонок рома, бочонок рома,
И часто собирались мы вокруг бочонка рома.

Там был Билл Уотт, воришка, и старый Томми Кон,
И младший Джимми Дойли, по стрижке чемпион.
И много неудачников без родины и дома,
И всех объединял нас тогда бочонок рома.
        Бочонок рома, бочонок рома,
И всех объединял нас тогда бочонок рома.

Одни всю ночь кутили, другие шли поспать.
И, отдохнув, боролись на кулачках опять.
Я дырку пальцем затыкал всегда в разгар содома,
Чтоб кровь людская не лилась из-за бочонка рома,
        Бочонка рома, бочонка рома,
Чтоб кровь людская не лилась из-за бочонка рома.

Когда кончалась стрижка, садились мы кругом,
Бывало, мы за ромом смеемся и поем.
И до того допьемся, что одолеет дрема,
Никак затычку не найдем от бочонка рома.
        Бочонка рома, бочонка рома,
Никак затычку не найдем от бочонка рома.

Не воскресить то время и не вернуть назад:
Ведь многие ребята на кладбище лежат.
Но если в странствиях своих встречаю я знакомых,
Мы с ними вспоминаем о том бочонке рома.
        Бочонке рома, бочонке рома,
Мы с ними вспоминаем о том бочонке рома.

К концу подходит вечер – и песенка моя.
Судьбе своей навстречу в путь отправляюсь я.
Но всем, кто выслушал меня, народу молодому,
Пусть помнится Джек Палмер с его бочонком рома.
        Бочонком рома, бочонком рома,
Пусть помнится Джек Палмер с его бочонком рома.

Было весело утрами – воздух был совсем прозрачный –
Так скакать, как мы скакали по земле.
Хорошо пускать душистый кольцевидный дым табачный,
Развалясь слегка для отдыха в седле.

Было весело увидеть крышу фермы в ветках черных,
Поворачивать в загон усталый скот,
Слушать стук копыт тяжелых, слышать свист бичей проворных, –
И не в тягость были тысячи забот.

Жизнь к концу теперь подходит – и острей воспоминанья,
Ярче в памяти становятся те дни.
Джека Холла прибаутки, Джеми Ропера сказанья –
Джеки Холл и Джеми Ропер, где они?

Развлечений и заботы получил свою я долю,
Жизнь короткая была полным-полна;
И теперь не надо ждать мне, чтобы рожь поспела в поле,
И не надо пить мне крепкого вина.

Нераздаренных подарков, опрометчивых решений
Было много – только поздно горевать.
Если б дали жизнь вторую, тоже полную лишений,
Я приду к тому же самому опять.

Стало сумеречным небо, и деревья потемнели,
Дерн тяжелый над моею головой;
И бесформенные тени в темном небе пролетели,
Солнца лик укутав мрачной пеленой.

Я хочу уснуть в долине, где цветут цветы акаций,
Будут ветки в изголовье у меня.
Ребятишки с дальней фермы будут бегать, петь и драться,
И мила мне будет шумная возня.

Блажен, кто словно Кук, объедет свет,
Вернется, раздобыв руно златое,
И, сбросив с плеч мешок, живет в покое,
В круге друзей на склоне бурных лет.

Я до сих пор не знаю, в чем секрет,
Чем пахнет дым от очага родного,
Но от него вдали тоскую снова,
Мне радости во всей вселенной нет.

Нет, воды Рейна, Темзы и Дуная,
Хоть дремлет в них история седая,
Не стоят капли Ярры. И пока

В Европе мы – нам не дружить с покоем.
Мистраль того не стоит ветерка,
Что пахнет эвкалиптом и прибоем.

*Блажен, кто странствовал, подобно Одиссею… (Дю Белле, перевод В. Левика)

Ты в мыслях океан пересеки –
И там найдешь тот Южный Континент,
Где водятся, рассудку вопреки,
В мифической Австралии, всему,
Предметам и животным, двойники.

Земля подобий; здесь пыльцой осыпет
Тебя Акация, здесь воздух чист.
Ты дома здесь, поверь-ка, человек:
Свистят сороки, хулиганы леса,
И с дерева к тебе взывают: "Джек!"

В холмах здесь козы проповедь читают,
Как Моисей, а белый какаду
Орет, как будто боль его пронзает;
С утра до ночи эму мчатся вдаль:
С чьим важным поручением, кто знает?

На север смотрит жаркий Козерог,
Кентавром солнце стрелы вертикально
Шлет вниз, охвачено огнем мечты
О том, чтоб жарким пламенем расплавить
Неведомых любовников черты.