ИРИНА КУЗНЕЦОВА
р. 1948
Ученица Мориса Ваксмахера, серьезнейшую посмертную публикацию переводов которого в "Иностранной литературе" Кузнецова подготовила и снабдила серьезным предисловием. Среди привычного набора французских имен в творческом активе Кузнецовой есть необычная и важная удача: переводы из франкоязычной канадской поэтессы Рины Ланье, чье творчество имеет большое значение для мировой литературы.
МАРСЕЛИНА ДЕБОРД-ВАЛЬМОР
(1786-1859)
ВЕЧЕРНИЕ КОЛОКОЛА
Когда колокола, взлетая над долиной,
На землю медленно опустят вечер длинный,
Когда ты одинок, пусть мысли в тишине
– Летят ко мне! Летят ко мне!
В тот час колокола из синевы высокой
Заговорят с твоей душою одинокой,
И полетят слова по воздуху, звеня:
– Люби меня! Люби меня!
И если ты в душе грустишь с колоколами,
Пусть время, горестно текущее меж нами,
Напомнит, что лишь ты средь суеты земной
– Всегда со мной! Всегда со мной!
И сердца благовест с колоколами рядом
Нам встречу возвестит наперекор преградам.
Польется песнь небес из выси голубой
– Для нас с тобой! Для нас с тобой!
ЖАН МОРЕАС
(1856-1910)
CHIMAERA
Я свет холодных люстр зажег в приюте тленья.
В той крипте, где застыл твой опустевший взгляд.
Мне греза поднесла болотные растенья,
Чтоб скорбной бледностью украсить твой распад.
Я произнес набор известных некромантам
Гортанных древних слов, и на губах твоих,
Где наперстянки кровь блестела алым кантом,
Вдруг забродил дурман напитков колдовских.
Я оживил тебя, сил высших порожденье,
Немеркнущий фантом, чей свет неугасим,
Чтоб дух очистить свой от скверны вожделенья,
Чтоб сердце примирить с презрением людским.
NEVERMORE
Плачет в сырости заката
Газовый фонарь в стекле.
– Что ж, оплачь в дождливой мгле
То, чем были мы богаты.
Дождь по улице покатой
Льет, как море по скале.
– Гроб несут – предать земле
То, чем были мы когда-то.
Не мечтай, мой бедный друг,
На манер детей упрямых,
Под гуденье стужи в рамах
О весне в преддверье вьюг,
О весне и о гирляндах...
– Зимний ветер дует в ландах.
ФРАНСИС ВЬЕЛЕ-ГРИФФЕН
(1864-1937)
* * *
Поблекли вечера, как роз октябрьских тон.
– Что скажем мы траве, деревьям и лагунам? –
Отныне строг и прост души моей закон.
– Ах, что мы скажем дюнам?
Приходит ветер другом молчаливым,
Прохладен поцелуй его на склоне дня.
И ночь идет, как мать, вслед за его порывом
Баюкать, и ласкать, и утешать меня.
– Ах, что мы скажем ивам?
Вы были для меня весенним королем
Из мира нежных слов, в волшебном ореоле,
И разве знали мы, смеясь тогда вдвоем,
Что оба старые играли роли?
Что знали вы и я, когда наш смех былой
– Теперь уж скоро ночь, и ланды мглой одеты –
Звенел фальшиво в тишине лесной?
Открыло ль будущее нам свои секреты?
Что знали мы весной?
Мне грезились старинные баллады,
Вам, верно, сказки о любви при свете лунном:
"Ты любишь?" – "Я люблю!"... Но нам, не столь уж юным,
Зачем смеяться над собою было надо?
Ах, что мы скажем дюнам?
Что скажем мы траве, деревьям и лагунам?
– Из туч встает луна бледней ночной лампады.
Сердца угаснут в нас без гнева и досады.
ГИЙОМ АПОЛЛИНЕР
(1880-1918)
НОЧНОЙ ВЕТЕР
Стволов скрещенных скрип раздался вдалеке
Мешая стон и хрип борей ревет в тоске
А эльфы у реки хохочут над обрывом
И вторят их рожки рыдающим порывам
О Аттис Аттис бог прелестный и шальной
Злорадных эльфов рог пел над твоей сосной
Поверженной на склон ударом ветра-гота
Лес в бегство обращен о римская пехота
И сосны бросил он как копья на песке
Деревни впали в сон и грезят в столбняке
Подобно девственницам старцам и поэтам
И их не разбудить когда слетят к реке
Терзать их глубей орланы пред рассветом
ВЕЧЕР
Орел слетел с небес где ангелы белеют
– Подайте руку мне
Не трогайте огней пускай дрожат и тлеют
– Молитесь обо мне
Всего одна звезда льет свет на город медный
– Сквозь тень твоих ресниц
Да уличный трамвай бросает отсвет бледный
– На грязных жалких птиц
А блики грез твоих в моих глазах дрожали
– И кто-то пил зрачки
Как рыжие грибы горелки освещали
– Изгиб твоей руки
Вон высунул язык фигляр дразня лентяя
– И мертвый умер вновь
Апостол на суку висит слюну роняя
– Сыграем на любовь
Пел колокольный звон о Рождестве и жертве
– О погляди
Цветами устлан путь и пальмовые ветви
– Ждут впереди
ЖЕЛАНЬЕ
Мое желанье это местность впереди
За линиями бошей
Мое желанье в то же время позади
В тылу вдали от фронта
Мое желанье это холм Мениль
Мое желанье там куда я целюсь
Про то мое желанье что в тылу
Не говорю сейчас но думаю о нем все время
О холм Мениль напрасно я пытаюсь тебя вообразить
Повсюду проволока пулеметы и чересчур
– самоуверенные немцы
Они так глубоко в земле уже в могиле
Ба-бах-ба-бах пальнет и стихнет где-то
Ночами так отчетливо звучит
Покашливание узкоколейки
На листовом железе дождь стучит
И дождь стучит по каске как из лейки
Прислушайся к гудению земли
Взгляни на вспышки до того как грянет грохот
И зашипит шрапнель от бешенства в пыли
И пулемет издаст брезгливый хохот
Мне хочется
Зажать в своей руке тебя Мэн-де-Массиж твои отроги-пальцы
Ах до чего они костлявые на карте
Траншея Гете я по ней стрелял
Стрелял я даже по траншее Ницше
Я чрезвычайно непочтителен к великим
Ночь бурная и бурая густая и временами в золотом дожде
О ночь людей
Ночь перед двадцать пятым сентября
Наутро бой
Ночь бурная о ночь чей жуткий крик глубокий
– с минутой каждой делался сильней
О ночь что как роженица кричала
О ночь людей
РИНА ЛАНЬЕ
(1915-1997)
ПУГАЛО
Грязные лохмотья ветер треплет,
Урожаем вашим я сыта,
Я лечу на новые места,
Слышишь, ты, беззубое отрепье.
Смех ворон унесся к камышу...
Я богата воздухом и небом,
Я смеюсь над вашим жалким хлебом,
Я смеюсь и крыльями машу.
ВОРОНЫ
Мы когда-то были воронами
С настоятельницами сонными
В монастырских стенах под кленами;
Как нанизанные на нитку,
Ровным строем через калитку
На прогулку шли, как на пытку;
Мы шушукались тут и там,
И хихикали по углам,
И давали волю слезам;
От волос до туфель черны,
И от нас, как от черной чумы,
Солнце пряталось в день весны.
Днем и ночью черны, как черти,
Мы мечтали о сладком десерте,
О внезапной любви и смерти!
Чтоб не помнить о тех годах,
Превратились мы впопыхах
В белых клуш при своих мужьях.
ЛЯГУШКИ
Если хочешь воочью увидеть весну во хмелю,
В самый миг исполненья ее ритуальных прелюдий,
Не ищи ее в птичьих восторгах, как думают люди,
Ни в цветке, еще зябком, клонящем головку к стеблю.
Не ищи ее в новом наряде деревьев лесных,
Ни в сверкающем дне, что играет березовым шарфом,
Подожди, пока выпустит ночь музыкантов своих
И заброшенный пруд зазвучит, как стеклянная арфа.
Раздувая зеленое горло, как будто волынку,
Выступают лягушки и хором поют в микрофон,
Заливается тенор-солист, навалясь на тростинку,
У травы и камней вызывая восторженный стон.
Голубая холодная кровь со звездой их роднит,
Но само исступленье любви в каждой ноте звенит;
Знает только луна о последних своих трубадурах,
О наивных поэтах в зеленых лягушечьих шкурах.
АВТОМОБИЛИ
Единственные животные,
которых знают дети
Свора псов, подстрекаемых мощью моторов,
Чемпионы опасных путей безрассудства,
Скакуны под седлом сумасбродных шоферов,
Стадо мамонтов, мчащихся с ревом по трупам.
Вы пейзажи листаете, словно страницы,
Как в кристалле магическом, видите лица,
Укрыватели краденой сладкой любви,
Скромный ящик Пандоры для каждой семьи.
Колымаги в обозе воинственной пыли,
Легкой жизни любители в нынешнем стиле,
Вы куда-то везете покорных людей,
Штабелями сгружая воскресных друзей.
Вы – ночные факиры безлюдных обочин,
Заклинатели черных асфальтовых змей,
Огоньки, что блуждают под пологом ночи,
Или просто искатели юрких теней.
Инвалиды стальные на круглых культях,
Вам неведомы взлеты и радость прыжка,
Вы развозите свеклу, барашков и свинок,
Словно Ноев ковчег с огорода – на рынок.