БОРИС КАМЯНОВ (БАРУX АВНИ)
р. 1945
В СССР писал стихи и почти не мог печататься, переводил Наапета Кучака (помнится, и переводы эти тоже никто печатать не хотел), в 1976 году переехал в Иерусалим и явно обрел свою настоящую родину. Дело даже не в том, что сейчас он заместитель председателя русскоязычных писателей Израиля, председатель его иерусалимского отделения, — не в том, что книги Камянова выходят и раскупаются и в России, и в Израиле, — дело в том, что его творческая душа действительно расцвела на Земле Израилевой. Предлагаемые читателям переводы получены от автора в рукописи.
ХАИМ НАХМАН БЯЛИК
(1873—1934)
ЦАРИЦА СУББОТА
Стоит лишь солнцу с верхушек деревьев скатиться —
Все мы выходим навстречу Субботе-царице.
С плеч у святой ниспадает заката порфира.
Ангелы в свите ее — стражи покоя и мира.
Мы ждем тебя, царица!
Мы ждем тебя, царица!
Мир вам, ангелы мира!
Встретив царицу молитвами и песнопеньем,
С радостью в сердце идем мы домой. Угощенье
Ждет нас субботнее. Пламя свечей разогнало
Мрак из углов. Преломляется первая хала.
Мирной и благословенной Субботы!
Мирной и благословенной Субботы!
Придите с миром, ангелы мира!
Сядь с нами, чистая! Дай нам испить твою сладость!
Ночью и днем пусть сияет для нас твоя святость!
Мы же почтим тебя трапезой праздничной трижды,
Песней, молитвой, к которым благоволишь ты,
И полным покоем,
И отдыхом нашим.
Благословите нас миром, ангелы мира!
Стоит лишь солнцу с верхушек деревьев скатиться —
Мы провожаем святую Субботу-царицу.
Кончились сутки отдыха и очищенья.
Целых шесть дней ждать теперь нам ее возвращенья!
До следующей Субботы!
До следующей Субботы!
Идите с миром, ангелы мира!
ШАУЛЬ ЧЕРНИХОВСКИЙ
(1875—1943)
ДОЧЬ РАВВИНА И ЕЕ МАТЬ
— Ах, мама, мамочка! Опять
тот рыцарь здесь — взгляни!
И днем он тут, и ночью — тут,
вон — прячется в тени!
— Ах, доченька! Стряслась беда
с тобою и со мной!
Поверь, в несчастный день тебя
увидел этот гой!
— Сказал он, мама: «Проклял Бог
Израиля детей.
На этом свете и на том
вы — мерзость средь людей!»
— Ах, детонька! Пусть сгинет тот,
кто Бога оскорбил!
А ты — раввина дочь, твой род
всегда почтенным был.
— Ах, мама, мамочка! Сказал
мне рыцарь молодой:
«Околдовала ты меня.
Я нынче сам не свой».
— Ах, доченька! Беда, беда!
Меня терзает страх.
Куда бежать нам от него?
Мы у него в когтях!
— Ах, мама! Он мне говорит:
«Одену в кружева,
ты будешь в золоте ходить.
Пусть злобствует молва!»
— Ах, дочь моя! Когда в огонь
толкнет тебя солдат,
с балкона будет он смотреть,
как кружева горят!
АВРААМ ШЛЁНСКИЙ
(1900—1973)
ОТКРОВЕНИЕ
Слышу, меня зовут.
Голос в ночи звучит.
— Кто тут? —
Молчит…
Эли сказал:
«Сынок!
Это — не Божий глас.
Я уже не пророк.
Зренье ушло из глаз».
Снова зовут меня.
Голос в ночи суров.
Как же осмелюсь я
Ответить, что я готов?
Полночь. Эли рыдает. Слышу его стенанья:
«Сыновья мои… сыновья…», —
И вот я уже согнулся под тяжестью мирозданья.
Отныне за всё сущее
Ответственен я.
Я знал, что Господь явится в раскатах грозовой полночи
И в небе заблещут молнии, словно осколки лун.
Я знал, что Эли состарился.
Что сыновья его — сволочи.
А я еще слишком юн.
Но ранена в сердце Вселенная и истекает кровью.
Великий Господь услышал мира предсмертный храп.
И я отвечаю Господу с надеждою и любовью:
— Господи, Господи, ибо
Слышит Тебя Твой раб!
ИОСИФ КЕРЛЕР
(1918—2000)
* * *
Смерть придет —
Ее бы встретить как олень:
В прыжке последнем распластавшись
Под небесами грозовыми.
Смерть придет —
Ее бы встретить как орел:
Полет не завершив, на землю рухнуть
И жаркой кровью скалы окропить.
Прекрасно, правда?
Но еще прекрасней
Смерть будничная.
Ты — один,
Все люди, словно белки в колесе,
В своей привычной жизни суетятся;
И ты уйдешь — внезапно, незаметно,
Падешь, обыкновенный человек,
Под тяжкой ношей
Верности и долга.
* * *
Питайся хлебом и водой,
Останься гол и бос.
И память не бери с собой —
В лицо чужбине брось.
Пусть лес кричит: «Не уходи!» —
И стонет от тоски.
Пусть голос детства позади
Рвет душу на куски.
Пусть плач его тебя зовет,
Пусть поседеешь враз —
Гляди вперед,
Иди вперед,
Иди — и в добрый час!