На главную страницу

ИРИНА КОМАРОВА

р. 1933, Ленинград

Комарова вошла в русскую переводную поэзию главной, бесценной своей работой – книгой Огдена Нэша "Все, кроме нас с тобой", объединившей сто избранных стихотворений одного из самых умных и острых американцев XX века (в полном виде книга увидела свет в Ленинграде, в 1988 году, и была посвящена памяти Корнея Чуковского). Иному читателю бесконечные и почему-то при этом рифмованные строчки Нэша кажутся оскорблением святынь (всех сразу: и классики, и андерграунда). Просим такого читателя с омерзением отбросить эту антологию. Остальных приглашаю разделить радость от общения с иноземными поэтами в переводе Комаровой: ею одной могла бы оправдаться перед Богом "советская школа перевода" (если она была советской, в чем составитель сильно сомневается).


ЭДВАРД ЛИР

(1812-1888)

КИСКА И СЫЧ

Отправились по морю Киска и Сыч,
        Усевшись в челнок голубой.
Семь сдобных плетенок и денег бочонок
        Они захватили с собой.

И Сыч под гитару в мерцании звезд
        Запел про сердечный недуг:
"Прелестные глазки! Невиданный хвост!
        О, как ты прекрасна, мой друг, мой друг,
        О, как ты прекрасна, мой друг!"

Мурлыкнула Киска: "Блаженство так близко!
        Твой голос так дивно хорош!
Поженимся, милый, ждать больше нет силы, –
        Но где ты кольцо возьмешь, возьмешь?
        Но где ты кольцо возьмешь?"

Они плыли вперед ровно месяц и год
        И однажды в Лимонном Лесу,
В чужедальнем краю увидали Свинью
        С блестящим кольцом в носу, в носу,
        С блестящим кольцом в носу.

И с трепетом тайным Сыч молвил: "Продай нам
        Колечко!" – "Извольте – продам!"
Через сутки – не вдруг – повенчал их Индюк,
        Оказавшийся там по делам, делам,
        Оказавшийся там по делам.

Потом был обед из мятных конфет,
        А на сладкое – фунт ветчины,
И в интимном кругу на морском берегу
        Все плясали при свете луны, луны,
        Все плясали при свете луны.

МЭТЬЮ АРНОЛЬД

(1822-1888)

К МАРГАРИТЕ

Мы в море жизни словно острова.
Нас разделяют мели и проливы.
Бескрайняя морская синева
Нам плещет в берега, пока мы живы.
На карту мира мы нанесены
Как точки без длины и ширины.

Но пробудились вешние ручьи,
И месяц выплыл из-за туч тяжелых,
И чу! – уже ночами соловьи
Божественно поют в лесистых долах;
Им вторят ветры – и несется вдаль
Призывное томленье и печаль.

Близки и в то же время далеки,
Разлучены безжалостной пучиной,
Бесчисленные эти островки,
Что встарь слагались в материк единый;
Их зорко стережет морская гладь –
А друг до друга им рукой подать...

Кто обратил, едва лишь занялось,
Их пламя в груду угольев остылых?
Кто присудил им жить навечно врозь?
Бог, Бог своею властью разделил их;
ОН так решил – и нам от Бога дан
Слепой, соленый, темный океан.

ОГДЕН НЭШ

(1902-1971)

ХРИСТОФОР КОЛУМБ

Жил-был когда-то один итальянец, называвший своей родиной город Геную, 
И он больше всего на свете любил морскую стихию, седую и пенную. 
Среди генуэзцев он слыл бездельником, но он не хотел торопить событий: 
Он ждал, когда наступит время открыть эпоху великих географических открытий. 
Он утверждал, что Земля кругла, 
И чернь потешалась над ним как могла, 
И всё это безропотно сносил наш герой, 
Но однажды он спросил: "Какой нынче год? Уж не тыща ли четыреста 
        девяносто второй? 
Настала пора открывать Америку, если я не путаю даты, 
И посмотрим, что вы тогда запоете, если я и впрямь открою Америку и не 
        сообщу вам ее координаты". 
И Колумб собрался и поехал в Испанию призанять деньжонок у Фердинанда, 
Но король Фердинанд был изрядный жмот и сказал, что ему бы синицу 
        в руки, а Америки в море ему не нандо; 
И пока несолоно хлебнувший Колумб стоял у дворца, озираясь опасливо, 
Он припомнил, что семейная жизнь Фердинанда, к счастью, сложилась 
не очень счастливо; 
А когда в супругах согласья нет и правящий дом скандалами славится, 
То идея, которую отвергает король, королеве должна непременно понравиться. 
И Колумб надушил носовой платок персиковым маслом и цитронеллой* 
И пошел побеседовать с Изабеллой, 
И она сказала: "Молодой человек, преклоните колени и будьте как дома; 
Не могу припомнить ваше лицо, но пахнет как будто очень знакомо"; 
И он понял, что дело идет на лад, и сказал королеве не без апломба: 
"Ваше величество, я Колумб; по-испански я называюсь Колон, но зато 
        по-итальянски зовусь Коломбо; 
Я, как бы популярней вам объяснить, адмирал Бэрд** пятнадцатого века, 
И я нуждаюсь в финансовой поддержке – можно наличными, а можно в виде чека". 
И она, как и следовало ожидать, отнеслась с пониманием к его дерзновенности 
И сказала ему: "Вот мои сокровища", – и при этом не имела в виду детей, как 
        Корнелия, матушка братьев Гракхов: Изабелла была богаче Корнелии 
и дала Колумбу свои драгоценности. 
И Колумб сказал: "Покажите мне кто-нибудь, в       какой стороне тут у вас закат, 
        и я сей же миг паруса подниму", 
И он поплыл и открыл Америку, и его посадили за это в тюрьму; 
Он томился в оковах, мрачнее тучи, 
И Америка была названа в честь Веспуччи, 
И печальная судьба Христофора Колумба – урок всем школьникам и всем 
        избирателям: 
Гораздо спокойней быть популяризатором, чем незадачливым 
        первооткрывателем. 

*Средство от москитов
** Ричард Ивлин Бэрд (1888-1957) – американский адмирал, знаменитый полярный исследователь

ВОРОНА-СОРОКА СКЛЕВАЛА ПРОРОКА –
И ПРАВИЛЬНО, ВСЕ РАВНО НИКТО ЕГО НЕ СЛУШАЕТ

Я уверен, что если кто-нибудь надумает всерьез присмотреться к положению 
        человечества и при этом окажется малым толковым, 
Он согласится с пророком Иовом, 
Потому что в Книге Иова сказано: "Человек, рожденный женою, 
        краткодневен и пресыщен печалями" – так напророчил пророк Иов, 
И это наблюдение подтвердит любой, кто к положению человечества захочет 
        присмотреться без дураков. 
Было бы разумно предположить, что разумное творенье будет помнить о том,
        что оно всё равно пресытится печалями, коль скоро оно женой рождено, 
И что в силу рождения как такового человечье стремление к печалям 
        и горестям с лихвою будет удовлетворено. 
Увы! Человечество не внемлет призыву не будить лиха, пока лихо спит, 
        и не слушает советов друзей и родных, 
И, растормошив основное лихо, придумывает массу дополнительных лих. 
Человеку известно, что ревматизм и грипп и ангина и снег и смог 
        и старческий маразм и внезапная смерть даруются ему по первому 
        требованию, а часто и без требований с его стороны, 
Но, как это ни странно, ему хоть бы хны: 
Он стремится упиться, насладиться страданием, для него любая мука – сущий 
        бальзам, 
И пытки, до которых Природа не додумалась, он в изобилии изобретает сам. 
Например, Природа никого не обязывает слишком много думать или 
        слишком много пить 
И даже не обязывает слишком долго жить; 
И если, посмотревши на дело рук своих, Природа довольно опрометчиво 
        решила разделить всё живущее на два пола, вы 
Совершенно не обязаны всю свою жизнь биться над решеньем сексуальной 
        проблемы и к ногам этой проблемы класть свои головы; 
Может быть, Природа и устроила так, чтобы двое людей влюблялись 
        друг в друга и даже чтоб они сочетались браком, 
Но человек придумал супружеские ссоры и ревность и разводы и алименты – 
        и халатность Природы компенсировал с гаком; 
И, может быть, Природа создала комаров и москитов и термитов и блох 
        и змей, 
Но человек придумал бокс и хоккей; 
И если Природа изобрела сороконожек и осьминогов, 
То человек придумал вполне самостоятельно министерство финансов 
        и систему налогов. 
Я тоже хотел бы изречь одно пророчество – краткодневный читатель, 
        на заметку возьми: 
Люди могли бы управиться с печалями, которые отпущены им Природой, 
        если бы к ним не добавлялись безобразия, которые придуманы самими 

    людьми. 

КУ-КУ, Я ВАС ВИЖУ – ПРАВДА, С ТРУДОМ

Средний возраст – прекрасный возраст, что называется, первый класс,
Но рано или поздно приходит день, когда глаза у вас в полном порядке, но 
        рука почему-то стала короче и не может держать телефонную книжку на 

    расстоянии, удобном для глаз,
И друзья начинают над вами подтрунивать и дружно посылают вас 
        к окулисту, как именуется для пущей солидности знакомый вам 
        с юности глазной врач,
И этот врач оказывается главный хохмач,
Потому что замечает довольно ядовито, что поджидал вас с тех самых пор, 
        как полгода назад у него в гостиной вы поклонились старинным часам
В полной уверенности, что это он сам;
И он вам велит читать по таблице какую-то чушь вроде ЫМБШ БЫНКМ, 
        и вы спрашиваете, что это за ДРЫМБШ и за ХМЫНКМ, и он 
        выписывает вам окуляры –
И даже не одну, а целых две пары:
Одни – так называемые очки для чтения, чтобы через них читать Перри 
        Мейсона*, а также газеты и журналы с картинками.
А другие – очки для постоянного ношения, то есть для хождения и глядения, 
        чтобы можно было ходить по улице, не здороваясь всё время 
        с незнакомыми блондинками.
И тогда начинается веселая жизнь: например, вы снимаете очки для глядения, 
        чтобы надеть на нос очки для чтения, и тут        вспоминаете, что очки 
        для чтения вы забыли в спальне или в автомобиле,
И надо надеть очки для глядения, чтобы пойти за очками для чтения, но, 
        поскольку вы сняли очки для глядения, вы не можете разглядеть, куда 

       вы их положили.
Люди древности прекрасно обходились без очков – их никто не выписывал 
        ацтекам и инкам,
И мне надоела эта возня: завтра же выброшу обе пары, и буду доживать свой 
        век без забот, и буду кланяться в свое удовольствие старинным часам 
        и незнакомым блондинкам. 

*Адвокат, герой популярных книг американского писателя Эрла Стэнли Гарднера (1889-1970), построенных на материале судебных процессов.

В ПОЭЗИИ ЭТО КАК-ТО ЛУЧШЕ, ЧЕМ В ЖИЗНИ

Когда-то английский поэт Роберт Браунинг похитил поэтессу Элизабет Баррет
И купил для совместного с ней проживания довольно приличную виллу 
        в Италии, не надеясь, что виллу им кто-то подаррет.
Он прославился своей романтической натурой,
А в стихах – своей неканонической цензурой.
Кроме этого, он создал образ мудреца – сравнительно юного древнего еврея,
Которого звали рабби Бен Эзра и который призывал стареть поскорея.
Этот зеленый, несмышленый птенец возглашал, что старость – сплошная 
        радость, с какой стороны на нее ни гляди,
И вещал, что лучшее у нас впереди.
Я не зря называю его птенцом: всерьез такое произнести
Мог только очень молодой человек, лет тридцати – тридцати шести.
У меня есть знакомый по имени Бен Эзер, который далеко не птенец 
        и не юнец и в большей степени предок, чем потомок:
Он похож на поднятый с жизненного дна обросший ракушками крушенческий 
        обломок.
Он мне признался, что если раньше он реагировал на малейший звук 
        и за стеной слабейший слыхал стук,
То теперь он не слышит даже собственное радио и вдобавок полностью 
        зависит от жены, потому что разучился сам завязывать галстук.
Ночью он никак не может уснуть, но зато засыпает перед телевизором, 
        а также дремлет, обед доедая,
И старается бриться, не глядя в зеркало, потому что он от природы брюнет, 
        и остатки волос на голове еще черные, но усы растут почему-то рыжие, 
        а борода совершенно седая.
А на днях он решил отправиться в гости, но не смог туда явиться ни незванно, 
        ни званно,
Потому что на сутки застрял в своем клубе, так как был не в состоянии 
        вылезти из ванны.
И он уже был на грани отчаянья, но когда он подумал, что, наверно, 
        то же самое случалось с состарившимся рабби Бен Эзрой, и представил
        себе, в какие переплеты попадал этот старый древний еврей, –
Он почувствовал себя гораздо бодрей.

ПОХВАЛА СНУ

Многие люди живут в лихорадке,
В спешке, в горячке, без всякой разрядки.
В сфере финансов, искусств и наук
Не покладая натруженных рук.
Ихний девиз от рожденья Господня –
Что-то полезное сделать сегодня.
Этих людей вы найдете везде:
Труд им не в тягость, а радость – в труде.

Что до меня, моя цель и веселье –
Это, конечно, постель и безделье.
Я бы в постели весь век пролежал:
Я в одеяле обрел идеал.
Что мне желанней, чем яства и вина?
Только пижама, подушка, перина!
Я выпиваю стакан молоку
И засыпаю на правом боку.

Труженик, двери закрыв на засов,
Спит свои жалкие восемь часов.
Это не отдых, а чистая йога –
Неугомонным и этого много;
Мнится, я слышу их жалобный стон:
Треть своей жизни потратить на сон!
Полно, спартанцы, к чему убиваться-ти?
Жалко восьми? Мне не жалко двенадцати!

Спящий без просыпу ночью и днем
Следует верным и честным путем.
У обитателей мягких диванов
Нету амбиций и творческих планов.
Кроток и чист погруженный в дрему:
Зависть и злоба ему ни к чему.
Если слегка поскоблить лежебоку,
Истинный праведник явится оку.

Сталин и Гитлер, пока они спят,
Так же безвредны, как пара ягнят.
Поздно ложатся вожди и тираны –
И, как на грех, просыпаются рано!
Легче дышалось бы людям Земли,
Если бы все на кровати легли –
В Чили, в Кабуле, в Непале и в Польше, –
Крепко уснули и спали подольше!