На главную страницу

ВАДИМ КРЕЙД

р. 1936, Нерчинск

Известный литературовед и поэт, в 1995–2005 гг. – главный редактор нью-йоркского "Нового журнала". Как поэт, библиограф и литературовед "наработал" многие тома, как переводчик выступил всерьез лишь однажды и очень неожиданно: перевел книгу стихотворений крупнейшего в эмиграции белорусского поэта Масея Седнёва (за хранение сочинений коего в Минске при советской власти можно было схлопотать не меньше, чем за Солженицына в Москве). Переводил Крейд и современных американских поэтов, правда немного. Основательно помог при составлении этой антологии – переводы, опубликованные в США русскими поэтами в 1930-х и 1940-х годах, без Крейда сюда едва ли попали бы.


МАСЕЙ СЕДНЁВ

(1913–2001)

ОГОНЬ

Зое Юрьевой

Все свои детские годы,
Пока не выпадет снег,
Мальчишкой в любую погоду
Коней я водил в ночлег.

Одежда - армяк суконный,
И, помнится, не было дня,
Когда бы отряд наш конный
В поле сидел без огня.

Костер наш, без слов понятно,
Горел много раз на дню.
Не человек без огня ты -
И мы поклонялись огню.

Для коноводного счастья
Конюхам-пацанам,
Чтоб мы костер сложили,
Спички давали нам.

И мы глядели, как долом,
Точно за кем-то вдогон,
Яростный и веселый,
Траву пожирал огонь.
Мы пламенем освящались,
Ветер уносит дым.
Пламенем причащались -
Огонь нам казался святым.
И на ночь его зажигали,
Чтоб тьма не объяла нас
И чтобы сычи не пугали,
Покуда огонь не гас.

Лежа на твердой постели,
Светлые, как огоньки,
Задумчиво мы смотрели
На красные угольки.

Вот кто-то встал и подкинул
В костер смолистую ветвь,
Чтоб тьма не подступила
И чтоб веселей смотреть.

Почуяв волчью стаю
В темный тревожный час,
Беспомощные жеребята
Ложились к огню возле нас.

Светает - пора прощаться,
Тлеют еще смоляки.
И чтобы теплей возвращаться,
Вбираем тепло в армяки.

- Может, засыпать землею,
Чтобы огонь погас?
- Нет, вдруг еще вернемся:
Пусть будет огонь у нас!

ЛИСТОПАД

Боль в груди - как видно, это старость.
Годы приближаются к закату,
Но какую будят в сердце радость
Желтые завесы листопада!

Лишь настанет вечер - и у леса
Золото насыпано горами.
Сердце полнится осенней песней,
А в лесу всё словно в светлом храме.

Тихо опадают листья с кленов,
Запах солнца, свежести и тленья.
В золото осеннее влюбленный,
В золоте стою я по колени.

Что творит с душой багряность кленов!
Листопад - что делает он с нами...
О моя осенняя влюбленность!
О моя немеркнущая память!

НЕ ВРЕМЕННЫМ - ВЕЧНЫМ СНОМ

Подходит к концу маршрут,
А мне далеко до дому,
И несколько долгих минут
Хожу по чужому перрону.

И снова в дорогу. Милей
Должно быть на том полустанке...
Мелькнули огни аллей,
И я прилег на лежанке.

Чужого веселия гам,
Великого города праздник
Дарует энергию нам
Воспоминаний праздных.

Проплыли столицы огни,
Прощаний и встреч уроки,
Улыбки... А мы всё одни,
Без встреч в этой тряской дороге.

Но вдруг содрогнешься нутром:
Когда-нибудь на полустанке
Не временным - вечным сном
Забудешься ты на лежанке.

ОСЕНЬ

На родине моей теперь морозы
Узор кладут по тонкому ледку,
А яркие осенние березы
Еще светло горят по большаку.

Мне босому не страшно, что я босый,
Скачу в траве померзшей вдоль полей,
И помню я: взгляну лишь на березы -
От пламени их желтого теплей.

Бегу к отцу я в поле. Там, где лозы,
Сложу костер, картошку напеку,
Но всё гляжу зачем-то, как березы
Осенние горят по большаку.

С тех пор я каждой осенью в тревоге,
Забудусь вдруг и вижу как во сне:
Те вечные березы при дороге
Сияют светлым пламенем во мне.

ВСТРЕЧА В ПАРКЕ

В парке незнакомый молодой человек
заговорил со мною.
Был я с ним вежлив, и он, приметив это,
без передышки стал объяснять мне
Библию, отрекомендовавшись миссионером.
Толковал мне о том, как можно познать
живого Бога.
То ли я слушал его только одним ухом,
то ли совсем не слушал:
я был весь в созерцании блага,
что простиралось перед моими глазами, -
райским покоем осеннего парка,
задумчивостью деревьев,
таинством всего сущего.
И я всё ждал, когда молодой человек
отвяжется от меня.

ДЭНИЕЛ ВАЙСБОРТ

(1935–2013)

БЕЛАЯ КОШКА

Не альбинос, но нежно-белая,
с мордочкой как у девочки.
И - покой... Ну конечно,
все кошки спокойны,
но она находила центр покоя
в любом месте, оставаясь, как в воздухе,
чуть-чуть над полом,
словно так было предопределено - высшим сознанием,
создавшим ее, белую, - ее светящимся ангелом.
Такой она и была, когда я впервые увидел ее
в алтаре-центре пустой комнаты,
как божок, как в медитации,
но с широко открытыми глазами.
Были сумерки, и я дивился:
что же это все кошки в мире
вот так и сидят в середине пустых комнат,
ожидая кого-то, кто стал бы говорить через них,
живые передатчики, собравшиеся в назначенный момент
по всему земному шару? Казалось, она
не столько общается с вами сама,
сколько служит частью системы коммуникации.

Вечером я сидел на каменных ступеньках,
и она явилась из глубины сада,
пересекая полосы света,
изучая меня, села,
полуотвернувшись, будто
сообщаясь с кем-то.

Позднее, ночами,
когда она умирала,
я видел сияние в саду,
не скрытое за высокой травой.

МАРВИН БЕЛЛ

(р. 1937)

СТИХИ МАЛЕНЬКОГО ОТЦА

Мы должны держаться в стороне от наших отцов,
у которых большие уши. Мы должны держаться в стороне
от наших отцов, кто как снег.
Должны избегать прикосновений листьев,
которые и есть наши гордые отцы. Мы должны
искать отца под ногами. Отец
прощал нас, когда мы делали всё правильно.
Он помогал поправиться, когда мы были здоровы.
Теперь отец хочет поддержать нас,
когда мы ничего не весим. Отец в своей могиле
дает нам всё, что мы когда-либо пожелали
в лодке, пересекающей кто знает куда
туман над водой
и гладкий, мягкий песок.

ТРИ ЛОШАДИ, ГЛЯДЯЩИЕ НА САСКАТЧЕВАНСКОЕ СОЛНЦЕ

Они были желтыми, пегими, золотыми, каурыми.
Они были липкими, жилистыми, увертливыми в руках трех слепцов.
Они были оседланный дух, плоть веры.
Они озадачивали, они были активны, они жили неподвижно.

Где стояли они рядом, глядя на солнце,
где стояли они и не двигались в солнечном свете,
где дышали они, но не двигались, не вздрагивали,
там останутся они в памяти, там не смогут стареть.

Преступно животным говорить о времени,
противно раскрыть чье-то желание, так, для разнообразия,
безнадежно быть правдивым, жестоко быть хотящим,
но все слова можно попрать ради главного права быть.