МАЙЯ КВЯТКОВСКАЯ
р. 1931, Ленинград
Окончила в 1951 году 2-й Ленинградский педагогический институт иностранных языков. Печататься начала в 1963 году, преимущественно с французского и испанского языков, реже с английского. Распылена и лишь частично опубликована переведенная ею книга величайшего из
"поэтов-либертинов" Франции – Теофиля де Вио; известны также ее переложения Камоэнса и каталанских поэтов. На протяжении всей работы над первым изданием ("Строфы века – 2") мало кто так помог составителю, как Майя Квятковская.
ЛУИС ДЕ ГОНГОРА
(1561–1627)
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ВРЕМЕНИ ПО НАИВОЗМОЖНЫМ ЧАСАМ
1. По песочным
Время, время, тиран бесстрастный,
что тебе сей полон стеклянный,
для того тебе нами данный,
чтобы сжать тебя дланью властной,
хоть ловить тебя – труд напрасный,
как бы длань ни была крепка,
и всегда от тебя далека
наша жизнь, под ропот которой
истекаешь ты, Время, скорой
и беззвучной струйкой песка!
2. По башенным
Что тебе рычаги, спирали,
шестерен огромных когорта,
если ты, в их зубьях истерто,
невредимым несешься дале?
Что стопам твоим груз сандалий
из свинца, если ты летаешь
вместе с ветром, и отбиваешь
тяжкозвучною медью час,
тем добром одаряя нас,
что и молча не отнимаешь?
3. По солнечным.
О, какой рукой многомощной,
пусть железом отягощенной,
миги жизни, нам отведенной,
отмеряешь ты мерой точной!
Ты уводишь нас в час урочный
от прельщений – стезей прозрений;
ограждая от заблуждений
нашу жизнь, ты ей, как слепому,
солнцем путь указуешь к дому –
и стрелою смертельных теней.
4. По карманным
Из слоновой кости оправа,
Время, твой портрет заключила –
ты затем мне его вручило,
что он хрупок, а ты – лукаво.
Беспокойного стрелка нрава,
светел циферблат неизменный;
это образ твой совершенный,
милой жизни моей двойник –
тонкой нити, рвущейся вмиг,
перед ходом твоим – смиренной.
5. По живым
Слышу ль я петушиное пенье,
полевую ли тварь вопрошаю –
в диких кликах не различаю
твоего я, Время, биенья,
и теряюсь в недоуменье,
ибо зори возглашены
глупой птицей в миг тишины;
но не эти ль часы причастны
нашей жизни и с ней согласны,
хоть порою и не точны?
6. По часам, отбивающим четверти
О, злосчастной жизни поток,
где тебя всегда не хватает!
Что за прихоть тебя толкает
четвертями нам мерить срок?
Но скажу тебе не в упрек:
опыт нам дает убежденье
(бденье жизнь или сновиденье),
что не должно мерой великой
мерить нашей жизни безликой,
неприметной жизни теченье.
7. По водяным
Сколько способов хитрый гений
изобрел, чтоб тебя исчислить!
Только все, что он смог измыслить, –
тщетный труд, ты вне измерений:
ухвачу рукой горсть мгновений –
ты же, Время, ушло вперед!
Из самой воды сумасброд
сотворил часы, и я верю,
что, хотя тебя не измерю,
прослежу по каплям твой ход.
8. По часам-медальону
Скорлупа золотого плена
ставит, Время, тебе пределы;
ты нацелило в сердце стрелы,
хоть оно тебя чтит смиренно:
Время, ты всегда драгоценно!
Но скажи, есть ли прок какой,
что тебя в медальон златой
заточили, если всечасно
ты бежишь, и бежит напрасно
за стрелой твоей род людской?
9. По звездным
Если, Время, тебя отыскать
я хочу меж звездами ночными –
вижу, как ты уходишь с ними
и уже не вернешься вспять.
Где незримых шагов печать?
За тобою тщетно слежу!
Я обманут, как погляжу:
не бежишь, не кружишься, не льешься –
Время, ты всегда остаешься,
это я навсегда прохожу.
ФРАНСУА ДЕ МАЛЕРБ
(1555-1628)
КАРДИНАЛУ РИШЕЛЬЕ
Отныне никакой не страшен нам урон;
Великая душа, великий труд свершая,
Ты Францию ведешь, надежду ей внушая,
Что впредь любой недуг пребудет исцелен.
Как в старости своей помолодел Эсон,
Так и она, себя достойному вручая,
Невзгоды победит, судьба смягчится злая,
Румянец будет вновь принцессе возвращен.
Чтя мудрость короля, ему предрек я славу,
Плодами мирными он одарит державу,
И все живущие преклонятся пред ним.
Но с помощью твоей вдвойне славней порфира,
И был бы я в долгу пред королем моим,
Не предсказав ему завоеванье мира.
ТЕОФИЛЬ ДЕ ВИО
(1590-1626)
ЭПИГРАММА
Добрейший граф меня послал
К стенам Миранды, вслед за славой,
И я теперь – поэт-капрал.
Как повезло мне, Боже правый!
О, сколько чести вижу я –
От часовых при каждой смене!
Столь счастлива звезда моя,
Что мне здесь, право, не до лени:
На голых камнях сон не в сон;
Что ж – тем скорей я пробужден.
Сколь велико мое везенье!
На жестком ложе станешь бодр,
И, если задрожит мой одр,
То разве от землетрясенья.
ЭПИГРАММА
Мадам во всем подобна Илиону:
Достойный муж, ломая оборону,
Десятилетия напрасно тратит,
А жеребцу на это ночи хватит.
ОДА
Каркнул ворон надо мной,
Тень затмила мне зеницы,
Два хоря и две лисицы
Путь пересекают мой.
Грянул гром, но где же тучи?
Бьется мой слуга в падучей,
На колени конь мой пал,
Бледный призрак мне предстал.
Слышу близкий зов Харона –
И земля разверзла лоно.
Камни кровью налились;
Бык на колокольне распят;
Здесь медведица и аспид,
Любодействуя, сплелись;
Обратился вспять ручей;
Пожирает грифа змей;
Почернело солнца чрево;
Льдину гложут пламена;
Вижу – рушится луна
И шагнуло с места древо.
* * *
Изида милая! Ты, прелестью блистая,
Амура довела до полной слепоты,
Все боги лишь одной тобою заняты,
Весь мир забросили, мечтой к тебе слетая.
Узрев, как блещет Феб, твой образ отражая,
Они склоняются пред солнцем красоты,
И, будь не столь прочны небесные винты,
Спустились бы к тебе, молясь и обожая.
Поверь, им дела нет, поклонникам твоим,
Что делаем мы здесь, добро ли, зло творим;
Уж если небеса к моей любви не строги –
Приди ко мне в постель для сладостных утех,
Чего страшишься ты? Поверь, что сами боги
Хотели бы тебя склонить на этот грех!
СТАНСЫ
Сильней, чем смертный страх, нет ничего на свете.
Навряд ли в смертный час,
Свой жребий угадав по роковой примете,
Не дрогнет разум в нас.
Отважная душа, которой козни рока
Привычны издавна,
Увидя смерть в лицо, нежданно и глубоко
Всегда потрясена.
Переживая смерть задолго до свершенья,
Бесстрашный или трус,
Преступник пойманный боится разрешенья
Своих постыдных уз.
Когда ж он осужден на гибель приговором,
Когда палач спешит
И петлю скользкую ему движеньем спорым
На горле закрепит, –
Тогда у смертника кровь в жилах леденеет,
И бьется дух в тисках,
И виселицы тень в мозгу его темнеет,
И ад внушает страх.
И казнь пред ним в мечтах встает стократ ужасней.
В уме его – разлад,
В здоровом теле – хворь, любой чумы опасней.
Мучительней, чем яд.
Рыдающих родных терзаньем смертной муки
Он заразить сумел,
И посторонние, до боли стиснув руки,
Белеют, словно мел.
Не площадь Гревская – пред ним жерло Эреба,
Не Сена – Ахерон,
И гром гремит над ним с безоблачного неба,
И рядом ждет Харон.
Слова священника последним утешеньем
Не тронут скорбный дух –
Он мертвеца в себе провидит с отвращеньем,
Он к увещаньям глух.
Его оставили все ощущенья разом,
Рассудок в нем угас;
Но лишь безумного не покидает разум
В бесповоротный час.
Природа, вытерпеть не в силах поруганья,
Свой отвратила лик;
Он вынес сто смертей – ведь пытка умиранья
Страшней, чем смертный миг.
СОНЕТ ТЕОФИЛЯ НА ЕГО ИЗГНАНИЕ
Любимцы короля, льстецы и острословы,
Вы при дворе нашли гостеприимный кров,
Карающий закон к вам вовсе не суров,
От вас и небеса свои отводят ковы;
Должно быть, с легкостью вы осудить готовы
Потоки этих слез и горечь этих слов, –
Спросите же у скал, у сумрачных лесов,
Простерших надо мной сочувственно покровы,
И вы узнаете – нет горше бед моих!
Рассудка доводы не облегчают их –
Ужель средь стольких зол останусь хладнокровен?
Надежду приступом теснят со всех сторон;
И мне ль надеяться, что буду я прощен?
Увы – прощенья нет тому, кто невиновен!
ЖЕРМЕН НУВО
(1851–1920)
СИДР
Я б осушил без оговорок
Такого сидра добрый литр,
К тому ж он твой, тем мне и дорог –
В простом стекле прозрачный морок,
Рассвет на Севере – твой сидр.
То сидр Корнеля – светлый, пылкий;
Не путать: сидр – не то, что Сид!
Явился первый из бутылки,
Второй же, в каске на затылке,
Покинул свой Вальядолид.
То сидр отважного Гийома –
Отважнее нормандца нет:
Он башни герцогского Дома
Украсил перьями шелома
Нежней, чем яблоневый цвет.
Ах, яблони в плодах тяжелых!
Вид недурной, скажу я вам.
И мнится сад в приморских долах,
Песок, виденье ножек голых,
Мужчины в море – вновь я там...
В плоды влюбиться мудрено ли?
Румянец их победно ал,
Съешь пару яблок или боле –
Не обжираясь ими вволю,
Никто детей не зачинал.
Что с человечеством бы стало
Без яблок? Стыли бы сердца...
И твой отец их съел немало,
И мать моя их обожала –
Не зная меры, без конца.
Блажен сок яблони чудесный,
Таящий в хаосе ветвей
Авранша сидр, напиток местный,
Что распивают в день воскресный
По кабачкам земли твоей.
Блаженны ветви, что питают
Плоды – пусть минет их недуг,
Пусть завязи не опадают –
Не наши ль яблони рождают
Пьянчужек славных и пьянчуг!