ВЛАДИМИР ЛАЗАРИС

Тебя я в гости пригласил,
Подал на стол, что мог:
Ты от врагов мне был щитом,
Ты был, как вал, высок,
Ты был как тень в жару, как печь,
Когда мороз жесток.
А ты, мой друг, в ответ послал
Мне сыра лишь кусок.
Что мне твой сыр, когда я весь
От жажды пересох!

К любимой мчусь быстрей оленя,
Когда желанием объят.
Вхожу - а там уже сидят
Ее отец, и мать, и брат.
И я бегу от них, как будто
Своей возлюбленной не рад,
Скорбя по ней, как мать по сыну,
Чья смерть ей горше всех утрат.

Что человек, Господь,
Если не кровь и плоть?
Его блужданий дни
Мелькнут, как тень, они.
Он - праха лишь щепоть.

Что человек, Господь?
Холодный и прогнивший труп,
Обманщик, что ужасно глуп.
Противный, словно скисший суп.
Лишь брань с его слетает губ,
А на хвалу Тебе он скуп.
Твой гнев не выдержать ему б:
Он - праха лишь щепоть.

Что человек, Господь?
Во лжи и мерзости погряз,
В нем все - одна корысть и грязь,
Коль суд вершил бы Ты сейчас,
Как пыль, его Ты смел бы с глаз
Долой, когда бы подал глас.
Но пожалей на этот раз:
Он - праха лишь щепоть.

Что человек, Господь?
Зачат в грехе, забыл он стыд,
Насильем пьян и злобой сыт,
Как зверь свиреп, как змей хитрит,
Он пред Тобой не устоит,
Тобою в пух и прах разбит,
И о прощении молит:
Он - праха лишь щепоть.

Что человек, Господь?
Он все готов предать, продать.
Коль по грехам ему воздать,
Ему костей бы не собрать.
Едва из праха смог он встать,
Как прахом станет он опять,
Так не спеши его карать:
Он - праха лишь щепоть.

Что человек, Господь?
Обрубок дерева гнилой.
Он плачет в темноте ночной,
А будь наказан он Тобой,
Умрет раздавленной змеей,
Растает свечкой восковой.
Смени на милость гнев Ты свой:
Он - праха лишь щепоть.

Что человек, Господь?
Как лист упавший, одинок,
Презревший каждый свой зарок,
Чтоб заманить других в силок.
Когда его настанет срок,
Как дым, его развеет Рок,
Какой Тебе в нем, Боже, прок?
Он - праха лишь щепоть.

Что человек, Господь?

В глазах - ни слезы, к гортани прилип язык,
Сердце мое от боли ревет как раненый бык,
Мука и скорбь не дают мне веки сомкнуть ни на миг,
Доколе мне ждать, доколе сдерживать яростный крик?
С кем говорить? Кому мне горечь свою излить?
Кто же подаст мне руку? Сердце кому открыть,
Чтобы кручины тяжкой малость одну избыть?
Слышишь ли ты, прохожий, как гложет меня тоска?
Будь сердце твое сурово, смягчит его мой рассказ.
Послушай меня, прохожий, ведь смерть моя так близка.
Назначено мне судьбою с невеждами жизнь влачить,
Что правой руки от левой не могут никак отличить.
Схоронен я, но не в могиле, а в доме, где хочется выть
. Я нищ, одинок и болен, я жду своего конца,
Нет у меня ни брата, ни матери, ни отца,
И нету друзей, кроме мыслей - так уж мне суждено,
Я слезы мешаю с кровью, а со слезами - вино.
И друга найти я жажду, но плач не услышан мой,
Как будто Творец небесный стоит между ним и мной.
Живу чужаком, окруженный подлой и глупой толпой,
Которая самой мудрой повсюду себя зовет.
Один крысиного яду вам, улыбаясь, нальет,
Другой раболепной рукою вашу руку пожмет.
В сердце своем ловушку давно он расставил вам,
Но вслух он смиренно скажет: "Готов служить господам!"
Таких я не сделал бы псами при стаде своих овец,
Их пальцы слишком корявы для чудных моих колец.
А если они и краснеют, то разве что от румян,
В своих глазах - великаны, в моих - помет и бурьян.
Они надо мной смеются: "Ты, мол, говоришь, как грек,
Твоих словесов не может понять ни один человек!"
И это я слышу, о Боже, от самых убогих калек!
В отместку язык мой острый проколет их, как игла,
Я по ветру их развею, как будто они - зола.
Глухим не дано услышать все мои колокола!
Не выдержат ваши шеи пудовых моих цепей,
О, если б вы рты открыли - глотнуть от моих дождей,
На что вам, глупцам, ароматы, которые всех нежней?
О, горе мне, лютое горе, которого нет лютей,
Ведь мне суждено судьбою жить среди тех людей,
Которые с глупостью только водят свое родство,
Которым познанье Бога - лишь магия и колдовство…
Предок Шломо* завещал мне поиска долгий путь,
И жив я покуда, ищу я жизни скрытую суть.
Душа моя только в смерти спокойствие обретет,
Когда она в доме Бога свой вечный приют найдет,
А дом опостылевшей плоти оставит она и уйдет.
О, как я устал от жизни, где вместо радости - грусть,
А грусть последняя эта радостью станет пусть.
Настанет конец страданьям, и вот он - последний вздох,
С которым, может, в награду откроет мне мудрость Бог.

Из самого ада ты послана мне,
Господь да спалит тебя в страшном огне!
Ты - ангелам гнева и мести сестра,
Ты - самая старшая в этой родне.
Козлу отпущенья подобен твой вид,
Как ты уцелела в той гиблой стране*?
Как будто судьба, что влюбилась в Лилит*,
Тебя ей в подарок дала. Сатане
Нужна ты, чтоб ангелам смерти помочь
Людей убивать во вселенской резне.
Отец твой не смог умереть до тебя,
Так пусть он живет при бездетной жене!
Твой рот, как могила, живот, как котел,
А зубы и волку сгодятся вполне.
Слюны и помета полно на губах,
Они и кабаньих грязнее вдвойне.
Глаза твои, как закопченный очаг,
Страшнее лица не увидишь во сне.
Как древо Аманово*, ты высока -
Чтоб ты закачалась на нем в вышине!
Пусть в бездну тебя ниспровергнет Господь,
Туда, где Содом и Гоморра на дне.
Твой саван пусть выстелит брюхо у льва*,
Чтоб ты никогда не вернулась ко мне.

Я на Западе, а сердце на Востоке* без остатка.
Моя пища так безвкусна, и откуда быть ей сладкой?
Как же быть с моим обетом*, что исполнить мне пора бы,
Коль Сион в руках Эдома*, а я сам - в руках араба!
Всей Испании богатства бросил бы, как груду хлама,
И упал бы и зарылся в пыль разрушенного Храма.

Исцели меня, мой Боже, исцели!
Не гневись, и не гони меня с земли,
Мне лекарства до сих пор не помогли,
Повели, чтоб я не умер, повели!
Все в руках Твоих. Мученье удали,
И здоровьем это тело надели,
Я бессилен. Пред Тобой лежу в пыли.
Исцели меня, мой Боже, исцели!

Грудей нет тверже, косы на плечах,
Но стыд и нагота - мои уборы.
От нищеты сбежали ухажеры,
И я сижу, как на похоронах.

Как сердцу петь? Оно разбито в прах.
В кармане ни гроша. Куда уж хуже!
И все мое приданое для мужа -
Три старшие сестры в своих углах.

Как знать, что суждено мне: поседеть
Иль сделку заключить с коварным Роком?
Уходят годы - Боже, не карай!

А чтоб еще сильней меня поддеть,
Соседушки сказали мне с упреком:
"Для девственницы нет дороги в рай".

Я в душе уже решился
В ад спуститься вместо рая:
Милых грешниц обнимая,
Я бы медом там упился.

Что мне рай! Любви там нету.
Только страшные старухи,
Все в коросте, тянут руки,
С ними - песня моя спета.

Что мне рай! Там все калеки,
Все святоши и уродки.
Да меня тошнит от рая!

Ад! Тебя люблю навеки.
Тут все модницы-красотки,
Только тут душа живая!

Я знаю все, умею все на свете,
Я множество ремесел изучил,
Я был ткачом, писцом, ножи точил,
И знаю, как плетут рыбачьи сети.

Я в юности быть конником мечтал,
Чтоб мне девиц досталось обожанье,
Чтоб в шлеме на коне я поскакал,
И страх на всех нагнало его ржанье.
Я мысленно кольчугой грохотал,
В солдатском деле мнил свое призванье,
Но лишь стрелы, попавшей в цель, дрожанье
Увидел, сразу понял я с тех пор,
Как чудна жизнь, как страшен смерти взор.
И я мечты забросил сразу эти.

Потом еще вином я торговал,
Такой потехи я не знал ни разу:
Покуда смотрит пьяница в бокал,
В его карман косит торговец глазом.
Но скоро от торговли я устал,
И стал лечить от порчи и от сглазу,
И вздор молол, чтоб стать богатым сразу,
А, навещая на дому больных,
Пощупать дев в местах сокрытых их,
Жалея о врачебном этикете.

Я знаю, как подсушивать зерно,
Как мясо жарить в печке осторожно,
Как виноград давить, чтоб из него
Вино хмельное сделать было можно.
Я проповедь могу произнести,
И речь в суде, не скромничаю ложно.
Дым без огня? И это мне не сложно.
Я обмануть могу любого вмиг.
Египетская мудрость - мой родник,
Колдун я, маг. Меня боятся дети.

Алхимией увлекся я всерьез
И в формулах таинственных копался.
Я молнии ловил во время гроз.
Я истину искал и оступался.
Явись мне больше тайн и меньше грез -
Я в золоте давно б уже купался.
Потом пекарным делом я занялся.
Варил я мыло и разбогател,
Намыливая в бане сотни тел.
Я дом купил и ездить стал в карете.

Я Запад весь обьехал до конца
И до конца Восток объехал тоже,
Разыскивал я всюду храбреца,
Что мудростью со мной сравниться может,
А находил лентяя и глупца.
Никто меня не понимал, похоже.
До Турции добрался я. И что же?
Тут, наконец-то, с глаз сошел туман
И понял я, что в мире все - обман.
Но ведь за этот мир я не в ответе!

Смотри, как кони в небо улетают,
А корабли базар переплывают,
Как нитка рассечет железный прут,
И как вода кострищем запылает.
Сбежали леопарды от ягнят,
И лисы львов затравленных облают.
Но то, что перевернут этот мир,
Пускай тебя уже не удивляет.
Поверь всему, когда увидишь ты,
Что человек с собою вытворяет.
День ото дня все возрастает гнет,
А мудрость, трупом, в землю зарывают,
Ее невежды всякие пинают,
Ученых книг сегодня не читают,
И те, кто дочерей ведут к венцу,
Не ум, а деньги жениха считают.

Портной, шагнув вперед с иглой в руке,
Себя убийцей грозным почитает,
А ткани людям он предпочитает,
И нитки слаще меда он считает.
А вот чеканщик. Борода его
От искр в тигле часто обгорает,
Глаза все время дымом разъедает,
И все ж его молва так воспевает
За золото его и серебро,
Которыми он сам не обладает!
А ткач уверен, что его станок
Есть лира, на которой он играет.
Сапожника целуют девы в рот,
А он зубами дратву раздирает.
И скряга, от богатства обнаглев,
Себя едва ль не богом выставляет.

Давай уйдем с тобой, мой друг, в сады,
Где лилии и розы расцветают.
В луга уйдем, в поля, в леса, к реке,
Туда, где птицы дивные летают.
И посидим у медленной воды,
Где тихий плеск усладу навевает.
Минуют нас капризы все Судьбы,
Что нами больше не повелевает.
Давай пригубим мудрости вино,
Которое нам сердце наливает,
И подождем, пока исправит Рок
Все то, что он так долго разрушает,
От великана отделит сверчка
И злато от свинца поотделяет.

Поближе сядь, мой друг, и помолчим,
И вся печаль, как облако, расстает.
Не бойся злых и грязных языков,
Что в нашу дружбу стрелы направляют.
Ты рядом ли, далек ли от меня,
Но наш союз измены не узнает,
А если в ней меня ты уличишь,
Увидишь ты, как кони улетают.