ВАДИМ ПЕРЕЛЬМУТЕР
р. 1943
Выпускник Литературного института, много лет проработавший в многотиражке, позже – в журнале "Литературная учеба". Польский язык выучил, пока лежал в больнице (чтобы читать на нем детективы), но ничего выдающегося в полонистике не сделал. Помимо оригинальных стихотворений, изданных несколькими сборниками, выпустил монографию о творчестве П.А. Вяземского ("Звезда разрозненной плеяды"). Как отмечает в своем справочнике проф. В. Казак, именно В. Перельмутер в годы перестройки вывел из неизвестности и сделал широко изучаемым в России и за рубежом творчество одного из лучших русских писателей XX века Сигизмунда Кржижановского, чьи переводы из Тувима, впрочем, в нашей антологии тоже можно найти. В последние годы живет в Мюнхене, где продолжает работать над исследованием творчества прежде всего С. Кржижановского, а также некоторых других авторов. Переводы из Альмы Иоганны Кёниг были сделаны еще с подстрочников, переводы с новогреческого – тоже. Вообще знание и незнание языка оригинала – вещь относительная: многие переводчики отсутствуют на "Веке перевода" потому, что всю жизнь были не в ладах с родным русским.
АЛЬМА ИОГАННА КЁНИГ
(1887–1942)
Из "СОНЕТОВ ДЛЯ ЯНА"
* * *
Из каменной египетской дремоты
Твой облик воззвала моя мечта,
Стоишь ты предо мной. И неспроста
На коже отсвет прежней позолоты.
В лазурь одета взора чернота,
Усмирены волос водовороты,
Широких плеч не тяготят заботы,
Спокоен абрис царственного рта.
Все это темной жаждой поклоненья
Меня склоняет к той земле, где ты
Виновник моего благоговенья,
И где твои прекрасные черты:
Божественные юность и терпенье
Смеются надо мной из темноты.
СКОРБНЫЙ ЯСЕНЬ ПОД ДОЖДЕМ
О скорбный ясень! К жизни пробужден
Весенним ливнем обморок корней.
Так долго ты печалился о ней,
Что все томит тебя последний сон.
Как некогда Прокруст своих гостей,
Растягиваешь ты беззвучный стон.
Равно к земле и к небу обращен
Чуть тлеющий костер нагих ветвей.
Да: скорбь, с которой ты всегда един!
Да: жалоба, конца которой нет,
Тоска, что тлеет молниям в ответ
В подземном царстве, в топкой тьме глубин.
По влажным листьям капли еле зримо
Стекают, словно слезы серафима.
ЭРНСТ ВАЛЬДИНГЕР
(1896-1970)
ЛОШАДЬ НА 47-Й УЛИЦЕ
Струится дождь по куполу зонта.
И в полдень разверзаются врата,
Толпу выплевывая за толпой,
Где угол пятой и сорок седьмой.
Бензиново-резиновый угар
Как бы впитался в мокрый тротуар.
Поток машин, текущий с двух сторон,
Застыл внезапно, в глянце отражен
Асфальтовом, и через этот лед
Прохожего зеленый свет ведет.
Но я, подхваченный людской волной,
Вдруг замер посредине мостовой:
Забытый конский запах долетел
Сквозь вонь стальных автомобильных тел.
Откуда взяться этому коню
На перекрестке стрит и авеню?
Кивнул иль только показалось мне?
Взглянул, как будто мы наедине.
И понял я, что он сказать не смог:
Ты здесь, как я, – не так же ль одинок?
НОЧЬЮ У ГУДЗОНА
Еще на глянце медленной волны
Видна заката золотая мета,
И отблесками солнечного света
Прибрежных башен окна зажжены.
Но скоро в сумерках ночной страны
Дневная успокоится планета.
Лишь пароходный стон раздастся где-то
Из угольной, утробной глубины.
И я на этих берегах – один,
Как будто нет и не было на них
Ни закоптелых джунглей городских,
Ни клекота стервятников-машин.
И звезд нерасшифрованные знаки
Незримая вода струит во мраке.
ЛЕОН КУКУЛАС
(1894–1967)
ТОСТ
Друзья, простите мне, что в тот веселый миг,
чуть только с Самоса вино наполнит
кубки до самых краев, я свой поднимаю,
чтобы сказать вам два слова печальных.
Не знаю, как вам, но мне подумалось вдруг,
будто на тайную вечерю мы собрались,
на которой незримо присутствуют те,
кого мы любили, те, кто ушли прежде нас.
Объединила нас всех за этим столом
общая жажда хоть ненадолго забыть
печаль, которая бодрствует вечно в душе,
словно образ Бога в отшельничьей келье.
Но прежде, чем разум слегка замутит
розоватый туман блаженного хмеля,
давайте-ка вспомним тех, с кем в былые года
вместе мы припадали к чаше печали.
Давайте-ка скажем, словно бы слышат они,
что в бурю выстояло древо нашей веры,
что, как волхвы на зов Рождественской Звезды,
идем на свет их пламенного духа.
Звездами вспыхнут их пустые глазницы,
если узнают, что в начатом ими бою
нынче и мы кровь проливаем наших сердец,
чтобы вспоить плоды нашей общей мечты.
Пусть станет легок их нескончаемый сон,
пусть радостно будут они ожидать,
пока мы принесем трофеи победы,
до которой дожить им не было суждено.
Давайте-ка выпьем сегодня за тех,
кто остались нашим обетам верны,
с кем были мы вместе в тягчайшие из годов
и кого сокрыла от нас могила.