На главную страницу

ВАЛЕРИЙ САВИН

1941, с. Шульгино Тамбовской обл. — 2010, Москва

В Москве жил с 1948 г. за вычетом 5 лет, которые провел в детдоме в Ленинграде. Окончив 8 классов и проработав на автобазе 3 месяца, заболел полиомиелитом и стал инвалидом 1 группы. Заочно закончил 11 классов, а в 1969 г. также заочно — 1 МГППИЯ им. Мориса Тореза, получив профессию преподавателя английского языка. 23 года проработал (на дому) переводчиком во ВНИИЭТО. К поэзии пришел уже после института; в 1982 г. была опубликована первая подборка стихов в альманахе «День Поэзии». Всерьез поэтическими переводами начал заниматься с 2000 г., помещая их в Интернете на сайтах Стихи.ру и Поэзия.ру. Весной 2005 г. издательство «Азбука-Классика» выпустило небольшое собрание сочинений Данте Габриэля Россетти, значительную часть поэтического раздела которого составили переводы В. Савина.


ДАНТЕ ГАБРИЭЛЬ РОССЕТТИ

(1828—1882)

БЕССОННИЦА

Тонки ночные кружева,
Когда светает, не спеша,
И тонок сон, когда душа
Повеет на него едва:
Но в полусне живых теней,
Где памяти не давит гнет,
Моя душа к душе твоей
Еще теснее льнет:

Пускай с тобой мы не вдвоем,
Нас в мыслях не разъединить,
Хотя сердечной связи нить
Светлей и тоньше с каждым днем.
Любви всевластье в ночь сильней,
Вкусив желанья соль и мед,
Моя душа к душе твоей
Еще теснее льнет:

Найдешь ли дом в краю земном,
Где воздух не таит вреда,
Где жажду утолит вода,
Где вновь Любовь горит огнем?
Коль вера знает цель верней,
Пускай надежду нам вернет,
Моя душа к душе твоей
Навек тесней прильнет.

ЛИЛИЯ ЛЮБВИ

Между ладоней, меж бровями,
В устах у Лилии Любви
Родился Дух, взмахнул крылами
И огнь зажег в моей крови;
Дух мне заглядывает в очи,
Смеется, шепчет что-то мне,
Прильнет — меня сомненье точит
И жизни смысл — еще темней.

В глубинах сердца, в звуках речи,
В душе у Лилии Любви
Родился дух, расправил плечи
И поглядел в глаза мои;
Закрыв уста мои ладонью,
Он мне явил под лютни звон
Эдем Любви близ вод бездонных,
Где каждый дух в Любовь влюблен.

Глазами, сердцем, поцелуем,
Словами, Лилия Любви, —
О, влей в меня восторга струи,
Тоску мятежную уйми!
Не дай надежде обмануться,
Там путь блаженством заверши,
Где Истина — не мысль и чувство,
Где плоть — союзница души.

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ

Ты знаешь ли, как в листопад
Печаль накапливает яд,
Как заполняет сердце он,
И как великолепен сон
В осенний полдень в листопад?

Как мыслей блеск бледнеет вдруг
Из-за пустой тщеты вокруг
В осенний полдень в листопад,
О, знаешь? выше всех услад -
Не ощущать сердечных мук?

О, знаешь ли, что в листопад
Грустит, как сноп засохший, сад
И ждет, когда придет весна,
И смерть не так уж и страшна
В осенний полдень в листопад?

РАЗЛУКА В СМЕРТИ

Листья и дождь, и дней вереницы,
(Ива над заводью и «Увы»)
Тают вдали, и душа томится,
Та, что была здесь, не возвратится.
(Ветра стон и шорох листвы).

Ах, но теперь, тайный знак ли, жалость?
(Ива бледна и вода бела),
В сумерках дня, чье дыханье прервалось,
Ее щека к моей вдруг прижалась.
(Ветер, ива и ночи мгла).

Любовь! смерть уже недалече;
(Ивы сень и заводь в тени),
Наши щеки холодны в этот вечер,
Но мы согреемся снова при встрече.
(Ветер дует ночи и дни).

Туман плывет в небеса, тоскуя,
(Ивы плач и дню не помочь),
Разомкни уста — выдох даруя,
Дай душе уйти — и умру я.
(Ветер стонет и день, и ночь).

Листья и дождь, и дней вереницы,
(Ива над заводью и «Увы»)
Тают вдали, и мне здесь томиться,
Она ушла — не возвратится.
(Ветра стон и шорох листвы).

СОНЕТЫ из ЦИКЛА «ДОМ ЖИЗНИ»

[ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ СОНЕТ]

Сонет — мгновенью памятник нетленный,
Ему, бессмертно-смертному, завет
Из вечности Души. Вложи в сонет
Знамений ли, обряда смысл священный -
Весь пыл и рвенье мысли сокровенной;
Отделай в белый или черный цвет
Сей гордый герб — Дню, Ночи ли в ответ;
Пусть Время зрит его алмаз бесценный.

Сонет — обол: где решка — дух творца,
А где орел — там Кесарь, в долг берущий
У Жизни, как у щедрого купца,
Или у свиты, шлейф Любви несущей,
Иль плата Смерти, что под ветра стон
За переправу требует Харон.

ЗАВЕТ ЛЮБВИ

О ты, кто в час Любви, свой свет лия,
В уста мне вкладываешь плоть и кровь
Причастием святым — свою Любовь;
Ты, близ кого вдохнул всей грудью я
Безмерное блаженство бытия,
В котором ты — основа всех основ,
Но жизнь свою с моей связать готов,
Шепнув над чашею: "Я — суть твоя! "

Я милости твоей всем сердцем рад;
Что слава для Любви! коль глуби вод
Стопа твоя легко проходит вброд,
Как отмели, что вздохами томят,
Но даже там спасаешь ты — твой взгляд
Мой дух возносит и к тебе ведет!

ПОЦЕЛУЙ

Какой недуг иль увяданья яд,
Иль злая череда дней и ночей
Твою унизят плоть, с души твоей
Сорвут, уж ветхий, свадебный наряд?
Ведь вот! сыграли наши губы в лад
Мелодию, — о том же и Орфей
Молил, чаруя лютнею своей
Печальный призрак у последних врат.

Я был дитя в лучах ее касанья,
И муж,- во всем ей равный, в страсти час,
И дух — пронзенный духом ее глаз,
И бог, мешая с ней тепло дыханья,
И жар, и кровь, и ревность состязанья,
Огонь в огне, в блаженстве чувством длясь.

НАДЕЖДА ОБРЕТЕННАЯ

Я думал, о, Надежда, — мрачен цвет
Твоих одежд. Пространством отдаленный,
Теперь я вижу: в нежный цвет зеленый
Твой тонкий стан, как в юности, одет.
Увы! А мне — одна лишь горечь лет,
На всем пути — мой след, соединенный
В один с твоим, — на водной глади сонной
И на оградах — наших теней след.

О, свет Надежды, в чьих глазах — любовь,
Надежда и Любовь — одно и то же!
Прильни ко мне, — уж гаснет луч и он
Лиц не окрасит, не согреет кровь.
Вы так обличием и голосом похожи!
Прильни ко мне тесней — день завершен!

Из подцикла «ИВНЯК»

* * *

С Эротом в роще, где ручей бежал,
Сидели мы, склонившись у излуки;
Эрот молчал и только его руки
Касались флейты — звук ее дрожал -
Мне словно тайну рассказать желал:
Мы отразились взорами друг в друге
И я узнал тот страстный голос в звуке
Мелодии; и слез не удержал.

Он мне в глаза взглянул ее глазами;
И, брызг фонтан в воде подняв крылами,
Мне жажду сердца утолил Эрот.
И волн ее волос коснулись струи,
И, пузырясь, поплыли поцелуи
От уст ее, мне наполняя рот.

* * *

И пел Эрот, но смутных сновидений
И образов та песнь была полна;
Так души, брошенные в мрак без дна,
Томясь, поют, в предчувствии рождений.
И видел тени я между сплетений
Нагих дерев, у каждого — одна,
И тени были: я или она, -
Тех наших дней, речь не обретших, тени.

Мы знали их, они же знали нас;
Они во тьме друг к другу льнули нежно,
Сомкнув уста, стеная безнадежно;
И громкий стон исторгла жалость в нас:
«О, только раз, один лишь только раз!»
И пел Эрот, вздыхая безутешно.

* * *

О, вы, кто бродит между ив плакучих,
Вы, с лицами, в которых жизни нет,
Какая ночь! Как много длится лет!
Какая бездна — ваша вдовья участь!
Вы, кто оплакал время самых лучших
Своих надежд, кто тщетно ищет след
Небесной пищи там, на горних кручах,
О, вы опять, вы вновь узрите свет!

Увы, ивняк! Вы, заводи и суша
Вы, травы молочай и зверобой;
Когда такое изголовье — душу
В сон погрузить сумело гробовой,
То лучше жизни про нее забыть,
Чем помнить, что душе меж ив бродить!

* * *

Так пел он: и как роза к розе льнет,
Когда меж ивами гуляет ветер,
Ничто не изменилось — лишь под вечер
Лист никнет там, где рана в сердце жжет, —
Так вянет поцелуй, лишь песнь умрет;
Она отпрянула — ее лицо и плечи
Вдаль уплывали, в сумерки; а встреча
Нам суждена ль, не знает и Эрот.

Себя не помня, я к воде приник
Там, где исчез ее прелестный лик,
Ее душа и слезы, и дыханье:
И надо мной — я слышал, как сквозь сон, -
Эрот, вздохнув, исторг печальный стон
И наши лица погрузил в сиянье.

СВЕТИЛЬНИК ГЕРО

Светильник, что тобой, Геро, зажжен
В честь Эроса погаснет утром в храме
И о Леандре утонувшем в память -
Антеросу он будет посвящен;
Исполни долг, — зарею освещен,
Угаснет шторм, как дважды жизни пламя;
Близ мертвых вод, где солнца нет над нами,
Но есть Любовь, там терпит Смерть урон.

И в мрачный храм светильник поместят,
Как повелели боги — наши судьи,
Пока к любви не возродятся люди
И свет ему былой не возвратят;
До тех же пор погасшим он пребудет,
Но что нас приведет к любви, о брат?

АЛДЖЕРНОН ЧАРЛЬЗ СУИНБЕРН

(1837—1909)

КНИГА НАЧАЛ

В мирах предвечных, до миров земных,
До звездной бездны, солнца и планет,
До первенцов-часов, еще слепых,
До ночи, не познавшей лунный свет.

До Бога в не родившихся мирах,
До света, озаряющего ночь,
Отверз врата колеблющийся мрак,
И жизнь, и смерть свою явили мощь.

И бледная бесформенная мгла,
Вещей и форм, и образов исток,
Еще не давший ни добра, ни зла,
Ни корня, породившего листок,

Мрак, Временем не познанный, когда
Творец еще не сотворил небес;
Лишь в мрачном сумраке: огонь, вода,
Земля и воздух — девственный замес.

И начал быть тот все вместивший день:
Как первый образ, сотворенный тьмой;
Возникла смерть — от крыльев жизни тень,
И Бог был явлен — тень души людской.

И в череде рождений и смертей,
В ночах и снах, в деяниях и днях,
Страсть и объятья, что, родив детей
И их взлелеяв, обращают в прах.

Так начался субстанций вечный спор —
Добра и зла исконное родство,
Мелодий нежных двуголосый хор,
Неистовых симфоний торжество.

Так вещи мира в бытие пришли.
Но главное, что голос двух начал
(Людей, животных, неба и земли)
Всевластным диссонансом зазвучал.

Великий труд — связать в одно весь мир;
Смерть белую и жизни красный плод,
Все зрящий свет, невидимый эфир,
Почв плодоносность и бесплодность вод.

Так все противоречия сошлись
И в людях явлены, и будут впредь;
Диктует век, записывает жизнь,
И снова сургучом скрепляет смерть.

Зане без смерти изменений нет,
Ни зла нет, ни добра — земных оков;
Ни света вечного, ни тьмы тенет,
Ни сладких нет, ни горьких родников.

Зане сей мир зачат от близнецов:
От белого и черного семян;
От белого рождается любовь,
От черного — погибель и обман.

Одним — взойдет соблазном черный плод,
Прельстив медовым вкусом на губах,
Другим, в ком семя белое взойдет, -
Весь век свой жить в печалях и трудах.

Того, чью душу сладкий плод прельстит,
Презрят, но примут власть его и суд;
Того ж, кто в сердце горький плод взрастит,
Почтут за Бога и за ним пойдут.

Из этих двух семян весь мир возник,
Все вещи, человек и жизнь сама;
Во чреве дня таится ночи лик
И свет еще вынашивает тьма.

И человек навеки обречен
Свой хлеб насущный добывать трудом;
Как непреложно, что он был рожден,
Так среди мертвых быть ему потом.

ТОМАС ХАРДИ

(1840—1928)

ДРОЗД В СУМЕРКАХ

Вокруг сгущался призрак тьмы,
И, стоя у плетня,
Глядел я, как отстой зимы
Туманил око дня.
И струнами разбитых лир
Хлестали ветки мглу,
И люди, шаг прибавив, шли
К своим домам, к теплу.

Казалось мне, — передо мной
Труп века в стылой мгле;
И ветер — плач за упокой,
И купол неба — склеп.
Зачатий и рождений ритм
Стал жестким и сухим;
Казалось мне, что мир покрыт
Бесстрастьем ледяным.

Но между черных веток вдруг
Раздался надо мной
Самозабвенной песни звук,
Гимн счастью неземной.
То старый и тщедушный дрозд,
Грудь выпятив, исторг
Из сердца в сумрак и мороз
Безмерный свой восторг.

Причин, чтобы войдя в экстаз,
Петь в сумерках ночных,
Так мало мог отметить глаз
На всех вещах земных,
Что я подумал: «Это — гимн
Надежде прозвучал»;
О ней, неведомой другим,
Дрозд, видно, что-то знал.

УИЛЬЯМ ГЕНРИ ДЕЙВИС

(1871—1940)

ЛУНА

О, ты, луна, что в сад светя,
Мне льет на сердце благодать.
Я чуть не плачу, как дитя,
Тобой не в силах обладать:
Дитя, кто чудный твой огонь
Так хочет взять в свою ладонь.

Хоть в лунном свете, в тишине,
Ликуя, соловей поет,
Мое молчанье слаще мне,
Чем лучшая из птичьих нот;
Прервется песнь — и чары с ней,
Молчанье музыки сильней.