ВИКТОР ШИРОКОВ
р. 1945, Молотов (ныне Пермь)
Окончил Пермский медицинский институт, десять лет работал врачом-офтальмологом. Также окончил Литературный институт, печатается с 1961 года, автор десяти книг оригинальных стихотворений. Работал редактором в "Литературной газете", затем в издательстве "Книга" возглавлял редакцию миниатюрных изданий, – в последнее время вновь появился в редакции "Литературной газеты". Известен в Москве как серьезный коллекционер старой книги. Издал десятка два книг переводов "народов СССР", память о которых истаяла быстрей, чем сам гонорар. Однако при серьезном разговоре выяснилось, что Широков всю жизнь переводит английских и американских поэтов "в стол", – и, прежде всего, любимого Киплинга. Из этих переводов и составлена предлагаемая подборка.
АЛЬФРЕД ХАУСМЕН
(1859-1936)
ВОСЕМЬ ЧАСОВ
Он стоял и ждал исхода, ноги были точно гири;
Было утро, и звонили, может быть, в последний раз.
Звучно "раз, два, три, четыре" раздавалось в сонном мире,
Доносилось до базара и определяло час.
Связан, пойман и растерян; у судьбы своей в опале
Он стоял, считал удары, зная, что грядет беда;
А затем часы пропали, словно силу набирали
И последним, страшным боем оглушили навсегда.
* * *
"Теренций, глупо холить плешь:
Ты что-то слишком много ешь;
О, знал бы ты, как устаешь
Следить, мол, пива много пьешь.
Ох, Боже мой, твои стихи
Еще тяжеле, чем грехи.
Бык, старый бык, он мертв сейчас;
Прекрасно спит, не вскинет глаз:
А мы несчастнее быка,
Нам голос твой намял бока.
Вот все же дружба хороша:
Друзей зарежешь без ножа
Одной безумною хандрой:
Что ж, подыграй, спляшу, друг мой.
Для плясок, явно не тихи,
Волынки лучше, чем стихи.
Скажи, есть хмель в твоем дому,
На Тренте Бартон почему?
А пэры, не боясь обуз,
Варят напиток лучше муз,
И голод Мильтона сильней
В познанье Бога и страстей.
Ведь эль, приятель, те и пьют,
Кому помыслить тяжкий труд:
Но только в кружку загляни,
Мир явлен словно искони.
И вера крепнет, чуть глотнешь:
Не будет бед, ядрена вошь.
О, я на ярмарке в Лэдло
Раз спутал галстук и седло,
Но пива пинты притащил
Домой, не прибавляя сил:
Весь мир казался мне не плох,
А сам себе – отнюдь не лох;
И в грязь я рухнул, как в любовь,
Был счастлив, ан проснулся вновь,
И неба утренняя дрожь
Открыла, что все сказки – ложь;
Вокруг был тот же старый мир,
И тот же я, и полон дыр
Карман; к добру иль не к добру,
Но нужно продолжать игру.
И пусть заметят, что дерьма
Намного больше, чем ума;
Но все же солнце и луна
Дают мне шанс; моя вина
Искупится; и как мудрец
Натренируюсь, наконец.
Пускай моя благая цель
Куда ненужнее, чем эль;
Выкручиваю черенок
В сплошной пустыне, одинок.
И все ж рискните: тяжкий вкус
Хорош в час горький; от обуз
Освободит. Рискнув уже,
Найдете уголок в душе;
Дар дружбы, а не дребедень
Поддержит в беспросветный день.
Итак, жил-был один король
Восточный: что ж, известна роль;
Всем им, хотят ли, не хотят,
Подкладывают в пищу яд.
Он был умен и собирал
Отравы всякие, вкушал
Сперва чуть-чуть, потом взахлеб,
Привычный отвергая гроб;
Всегда и весел, и здоров,
Он ужасал своих врагов.
Они подсыпали мышьяк,
Он ел, не умирал никак:
Они дрожали, жглись уста:
Яд не убил. Мораль проста.
– Я слышал также, аккурат
Прожил два века Митридат.
УОЛТЕР ДЕ ЛА МАР
(1873-1956)
ДУХ
Покой ладоней,
Покой ресниц,
Покой твоих ласковых глаз;
Огромность мига в предвечный час,
Покой окружает нас.
Не плещет волна,
Не поет соловей,
Не гнется под ветром лоза;
Молчанье, когда отгремела гроза,
Как сон, закрывает глаза.
Все слезы ночей,
Все снеги злых зим,
Все долгие взгляды разлук
Утихли; и чудится, – дремлют без мук
Все грустные люди вокруг.
УИЛФРЕД ГИБСОН
(1878-1962)
ПРИВЕТСТВИЕ
Как жизнь, старик? – он произнес,
Когда прошел,
Задравши нос,
В глазах – смешок… и ореол,
Казалось, вкруг главы пронес;
Так всласть куражится орел –
Как жизнь, старик?
Как жизнь, старик? – я произнес,
Когда прошел,
Отметив нос
Прогнивший, бельма… Ореол,
Как тень от гроба, мимо нес
Могильщик… Отлетал орел –
Как жизнь, старик?