* * *

«Ты, чьим рукам беспечно доверяла
Свой жалкий пульс когорта смельчаков,
Похоже, ты и в жалости таков,
Что жалость обнаруживает жало.

Перо твое куда страшней кинжала, -
Да это ж праздник для гробовщиков -
Твои рецепты, дюжина листков,
Они, ей-богу, стоят арсенала».

«Да, да, всё так! Я и рожден пресечь
Ваш драгоценный род, исчадья тлена,
И если с легкой этой вот руки

Вас убивают ваши порошки,
Я — Ганнибал, который, спрятав меч,
Крушит несчастных зельями Галена».

* * *

Оделся перво-наперво, потом,
На хлеб навьючив жареного сала,
Поел — уж так оно благоухало,
Не то б совсем казалось янтарем.

А ну как это день, когда бритьем
Казнюсь, и вот наваха заплясала;
Наполируй-ка, брат, мои сусала, -
Ну чем не рай, с таким-то стригалем!

А уж в обед я растянусь на травке,
И тут, как говорится, для поправки
Невредно и хлебнуть… Смотри, Гаспар,

Не лучше ль вековать простолюдином,
Чем во Дворце, на полпути к сединам,
Внезапно встретить гибельный удар?

* * *

И спесь, и раболепство мне претят;
Ни властвовать, ни гнуть послушно спину
Я не хочу, — безделье дворянину
Куда милей, чем этот маскарад.

Я не хочу ни славить всё подряд,
Ни сетовать на власть и на рутину, -
Сам по себе, а вовсе не по чину
Живу и не ищу других наград.

А те, кто вечно в прибыльной погоне
За должностями, кто, служа короне,
Теперь уже заморских жаждут благ, -

Да это ж наши куклы-великаны,
С которых сдерни бархат златотканый,
И ты увидишь загнанных трудяг.

* * *

Танцевали на балу
Донья Лус и дон Ксавьер,
Но внезапно кавалер
Очутился на полу.

И решил ехидный Двор,
Обсуждая сей конфуз,
Что на стойкость доньи Лус
Очень падок наш танцор.

* * *
Под этим камнем упокоен прах
Того, кто, оболгав себя, усоп.
Да он и повинился-то в грехах,
Чтоб возвести очередной поклеп.

* * *

И в море, на ладье, владычица моя,
От прелести твоей подругам нет пощады,
И, увидав Диан завистливые взгляды,
Фелиции триумф тотчас же вспомнил я.

Ну чем теперь не трон дощатая скамья,
Где примостилась ты, любуясь, как наяды -
О, этой наготы хрустальные каскады! -
Сбивают гребни волн, чтоб мягче шла ладья.

В сердцах я крикнул им: «Ну полно, сумасбродки,
Укройтесь-ка в волнах, не то сидящих в лодке
Раздразните, а там, от вас не утаю,

Поймают и — на борт! Вы этого хотите?!»
«А мы, — галдят, — не прочь, да толку в нашей прыти, -
Уставились-то все на госпожу твою!»

* * *

Когда захвачен я цветущей розой щек,
Весь мой состав земной пронизан жаром страсти,
Но сочтены часы нечаянной напасти,
И — пленник — без труда я разорву силок.

Когда же, поманив забвением тревог,
Чистейшая луна мне обещает счастье,
То, как бы ни был я покорен кроткой власти,
От грозного огня мой пыл весьма далек.

Но в цепи, в кандалы душа моя готова
И, хоть истай она, от пламени живого
Спасения искать не станет, воспылав,

Когда ей во плоти предстанет совершенство:
За нежной красотой — посулами блаженства,-
Достоинство и честь, и ровный мягкий нрав.