На главную страницу

МИХАИЛ СОКОВНИН

1938–1975

Московский модернист из андеграунда, при жизни в СССР как оригинальный поэт печататься не мог, но и как переводчика любимого им Теннисона его тоже не печатали. В первой половине 1960-х входил в литературное объединение имени Сергея Чекмарева Измайловского дома культуры строителей, где и начал переводить Теннисона; два перевода, в том числе «Леди Шэйлот», руководитель объединения С.А. Бернштейн отправил для отзыва К.И. Чуковскому, был ли ответ – неизвестно. Лишь после смерти Соковнина в томе «Библиотеки всемирной литературы», посвященном европейской поэзии XIX века, появился один из нескольких переведенных им фрагментов огромной поэмы Теннисона “In memoriam”. Когда в конце 70-х Соковнина стали широко печатать за границей, а в 90-е годы и в России, публикацию переводов отложили как дело не первостепенное – их время пришло только в новом веке, в приложении к полному переводу поэмы “In memoriam” в «Литературных памятниках». Единственным источником некоторых переводов служила фонограмма авторского чтения, которую пришлось расшифровывать, выправляя графику и пунктуацию по английскому оригиналу. Подготовка переводов Соковнина к печати была осуществлена Иваном Ахметьевым, о чем в книге почему-то предпочли не упоминать; мы же считаем приятным долгом поблагодарить Ивана за предоставленные для публикации на «Веке перевода» переводы Соковнина, так долго пребывавшие в безвестности.


АЛЬФРЕД ТЕННИСОН

(1809–1892)

ЛЕДИ ШЭЙЛОТ

ЧАСТЬ 1

По берегам – поля, поля
Несет воскресшая земля:
Ячмень, и рожь, и конопля,
Меж них, петляя и пыля,
        Дорога вьется в Камелот.
Крестьяне и торговый люд
Целый день по ней снуют:
В мае столько лилий тут –
        У острова Шэйлот.

Ив седых, осин пугливых
Чуть касаются порывы
Ветерка от волн, лениво
Мимо острова, по нивам
        Вниз бегущих в Камелот.
С острова глядит на пашни
Замок, чьи четыре башни
Стерегут покой всегдашний
        Владелицы – Шэйлот.

Гнутся ивы над рекой;
Клячами в полдневный зной
Барка тянется порой,
Да парус шелковый, тугой
        Вниз мелькает в Камелот.
Но кто видал – скажите мне –
Ее, подавшей знак в окне?
Или не знал никто в стране
        Прекрасную Шэйлот?

Лишь жнецы, что утром ранним
Жнут ячмень с таким стараньем,
Слышат песни замиранье
Над игрой зеркальных граней
        Волн, скользящих в Камелот,
А при луне, чей свет так бледен,
Складывая сноп последний,
Шепчут, слушая: «То леди
        С острова Шэйлот».

ЧАСТЬ 2

Там она за годом год
Ковер волшебный в башне ткет,
Голос шепчет ей: придет
К ней беда, лишь труд прервет,
        Чтоб увидеть Камелот.
Что за беда грозить могла
Ей, как подводная скала,
Она не знала, и ткала
        Без отдыха Шэйлот.

Лишь в зеркале, воды ясней,
Всегда висевшем перед ней,
Появлялся мир теней:
Близко вился, словно змей,
        Путь, бегущий в Камелот,
И реки дымилась гладь;
Торговки, в красном, шли гулять,
И скряга крался, точно тать,
        Так близко от Шэйлот.

Вот девушки толпой спешат,
На кляче вниз трусит аббат,
Вот пастушка мелькает взгляд,
Пажа малиновый наряд –
        Все вниз проходят в Камелот.
И часто в зеркале пустом
Являлись рыцари верхом,
Но каждый был ей незнаком –
        Никто не знал Шэйлот.

Видений призрачный ручей
Хотелось тут же выткать ей,
Ведь часто в тишине ночей,
Под трепет перьев и свечей
        И пенье – гроб плыл в Камелот.
Иль в час, когда царит луна,
Влюбленных видела она.
«Я от теней почти больна», –
        Промолвила Шэйлот.

ЧАСТЬ 3

Очей лучистых точный лук
Послал стрелу – восторг, испуг! –
Туда, где солнцем вспыхнул вдруг,
Из леса выехав на луг,
        Бесстрашный Ланселот:
Лев-рыцарь алого креста,
Верный той, чья красота
Победно светит со щита
        Близ острова Шэйлот.

Поводья золотом горят,
Как ветви звезд, что зоркий взгляд
Находит около Плеяд,
И чудно так они звенят,
        Когда он едет в Камелот.
На перевязи рог висит,
Когда он едет вниз, звенит
Его оружье: меч и щит –
        Близ острова Шэйлот.

Весь пронизав лучами воздух,
Горит седло в алмазных звездах,
А гребень шлема, шлем из бронзы
Горят, сливаясь в пламень грозный,
        Когда он едет в Камелот.
Так бородатый метеор
Чрез пурпур ночи, звезд узор
Течет, приковывая взор,
        Над островом Шэйлот.

Высокий лоб его горит,
Кудрями черными обвит,
Сверкает конь огнем копыт, –
Поистине, прекрасный вид,
        Когда он едет в Камелот.
Он проехал над водою,
Он вспыхнул в зеркале звездою,
«Тирра лирра!» – над водою
        Пел сэр Ланселот.

Она бросает свой станок,
Она встает – как рост высок! –
И видит: лилии цветок,
И видит: шлем его и рог,
        Вниз глядит – на Камелот.
Ковер сорвался со станка,
И зеркало на два куска
Расселось вдруг. «Беда близка!» –
        Воскликнула Шэйлот.

ЧАСТЬ 4

В налетевшем урагане
Бледный лес слился с лугами,
Поток вскипел над берегами,
И обрушилось реками
        Небо вниз на Камелот.
Вниз она сошла к реке
И начертала там, в тоске,
На одиноком челноке
        Безвестное «Шэйлот».

И как провидец, в книге сна
Судьбы читая письмена,
Видит: смерть предрешена, –
Так смотрела вниз она,
        Сквозь туман, на Камелот.
Когда ж сомкнулась ночи мгла,
Цепь оборвать она смогла,
И в челн, как в гроб, она легла –
        Несчастная Шэйлот.

Налетавший черный шквал
Одежду белую взвевал
И листья в челн ее сдувал,
Сквозь мятежный шум начал
        Вниз поплыл он в Камелот.
Но вот, развернутый волной,
Челн полетел во мрак стрелой,
Услышал лес тогда с тоской –
        – В последний раз! – Шэйлот.

То звенела, затихая,
Песня скорбная, святая, –
Кровь густела, застывая,
А в глазах всё рос и таял
        Многоверхий Камелот.
Но прежде чем принес поток
К предместью города челнок,
С песней смертный сон увлек
        Волшебницу Шэйлот.

Мимо башен и церквей,
Садовых стен и галерей
Она скользила, мглы бледней,
В одежде призрачной своей,
        Вниз, немая, в Камелот.
Вниз сошли по ступеням
Группы рыцарей и дам,
На челне, приставшем там,
        Прочли они: «Шэйлот».

Что здесь? Ужас? Или – грех?
Всё скрестилось. Замер смех
Во дворце. Напал на всех
Страх: на рыцарей, на тех,
        Кем гордился Камелот.
Но, выйдя из толпы людей,
Сэр Ланселот склонился к ней:
«Бог создал в милости своей
        Прекрасною – Шэйлот».

Сестры

Две дочери – в нас кровь одна:
Была красивее она:
В деревьях ветер трепещет без сил.
Она с ним потеряла честь;
Так мне приличествует месть.
О, как Граф прекрасен был!

Кровь запятнавшая грехом,
Она мертва: что толку в том.
В деревьях ветер тревогу забил.
Любви его я месяца
Ждала с терпением ловца:
О, как Граф прекрасен был!

Я пир устроила; и он
Был там; он был уже влюблен.
В деревьях ветра шум дик и уныл.
В тот вечер Граф, огнем палим,
Припал лицом к ногам моим:
О, как Граф прекрасен был!

Вот он уснул, и, страх тая,
Губами век коснулась я.
В деревьях ветра все яростней пыл.
Ад ненависти, жар святой
Пред уходящей красотой.
О, как Граф прекрасен был!

Я поднялась в глухой ночи
Кинжал свой яркий наточить.
Как дико в башне вдруг ветер завыл!
Он в полусне едва дышал,
Вонзился трижды мой кинжал.
О, как Граф прекрасен был!

Я причесала шелк кудрей,
Он мертвый точно стал важней.
В деревьях ветер трепещет без сил.
Труп отнесла под простыней
Я матери его родной.
О, как Граф прекрасен был!

Ручей

Ручей холодный, вниз беги,
Неси свой дар заливу!
Но близ ручья мои шаги –
Уж навсегда прошли вы.

Ручей – потом река – стреми
Ток вод своих по нивам...
Нигде, нигде, шаги мои,
Не будете слышны вы.

Осины трепет, до земли
Склоняясь, вздох шлет ива
И над ручьем жужжат шмели –
Все это будет живо.

И тыщи солнц зажгут струи,
И тыщи лун пугливых...
Но замерли шаги мои
И навсегда прошли вы.

У черты

Закат и луч звезды,
И чей-то ясный зов!
Но пусть не будет стонов у гряды
Житейских берегов,

Но пусть обнимет вод неслышный ток,
Глубокий точно сон,
Так из глубин явившийся на срок
Вновь поглощен.

Мгла, плач колоколов,
Вдруг мрак и тишина!
Печаль прощанья, пусть ни слез, ни слов,
Растет волна;

Пространство, Время, и за их черту
Уже влечет поток,
Но верую, Творца я обрету,
Лишь перейду порог.