На главную страницу

НИКОЛАЙ СУХАЧЕВ

р. 1942, с. Богдана Телеорманского уезда, Румыния

Выходец из крестьянской среды; в 1944 семья репатриировалась в СССР на родину отца - в г. Болград, а с 1947 обосновалась в г. Рени Измаильской обл. (ныне Одесская обл., Украина). Среднее образование получил в Рени (1949-1959). После окончания школы работал на стройке в Кишиневе, затем переводчиком, патентоведом, редактором технической литературы в информационных отделах ряда конструкторских и производственно-исследовательских организаций Ленинграда. В 1960 поступил в ЛГУ на кафедру романской филологии, окончил румынское отделение в 1965 году. Автор поэтических переводов древнеирландской лирики (поэты IX-XII вв.), средневековой валлийской поэзии (Давид ап Гвилим); переложений с галисийского (трубадуры), каталанского (Мариа Манент), ретороманского (Андри Пеер), французского (Робер Деснос), испанского (Хулио Мартинес Месанца). С декабря 1977 научный сотрудник отдела изучения индоевропейских языков и ареальных исследований Ленинградского отделения ИЯ АН СССР (ныне ИЛИ РАН, СПб.).


ДАВИД АП ГВИЛИМ

(XIV в.)

ЛЮБИТЬ ПЕВЦА ИЛИ ВОИНА

"О дева, чей на диво стан,
Во злате платье и перста,
Глянь, Эйгр, какие Аугрим
Каменья даром счел моим?
Под светлой кроною не раз
Укоры напрягали глас,
Лик несравненной славил гимн -
Восьми сверканье паутин".

"Мой довод навсегда, Давид,
В упрёк - любовь тебя глупит.
Труслив ты, - молвить не боюсь,
А я над трусостью смеюсь,
Господь храни, достоин, право,
Меня герой, чье имя славно".

"Паутинки-пряди плавны,
Дева, плохо судишь, явно,
Добр я, да не в драке плох -
Мудрый видит в ней подвох, -
Не храбрец я только в битве,
О которой пел Овидий.
Ведай, ровня Эйгр, мечтал
Я о тебе, и счет подал,
В любви же битвы - не к добру,
Ждет храбреца беда в бою,
Он в божьем мире неприкаян,
Храня немало мрачных тайн.
Свиреп и дик героя нрав,
Кровавой брани власть взалкав.
Призывный внемля тамбурин,
В Креси, на Невилл-Кросс, - за ним
К победе, в поражений бред -
Свой исполняет он обет.
А если смят и дрогнул фланг,
Как хлещет плеть, запомнит франк.
Весь в шрамах, стрелы пели - страх,
Суров он, милая, в делах.
Копья блеск любит, взмах булав,
Свой меч - спасайся, кто не прав!
Доспехов и щитов бряцанье,
Коня - не девичьи мечтанья.
Привычный к боли, все поправ,
Возьмет в дом силой, возжелав.

Владей же я твоей любовью,
Готов свить радостную кровлю,
В сверканьи паутин твоих
Найти защиту для двоих,
Коль вверишь вздохи и восторг. -
В двух королевствах Дейр цветок
Двух солнц. - Я осадил один
Твой дом в сиянье паутин".

СТРАСТИ В ТРАКТИРЕ

Я в роскошь города вошел -
Слуга мой следом юный, мол,
Хорош кутеж, застолья шум!
Взял, - что дитя, кичлив мой ум, -
Покой - по нраву знать видна! -
Для постояльцев, взял вина.

В восторг прелестной вмиг поверг
Вид - не найти стройней вовек.
Встречь ей - она как солнце в рань,
Я страсти мыслью бросил дань.
Жаркого - не для хвастовства -
Беру нам, лучшего вина.
Юнцам потеха - не пустяк:
Сесть скромницу зазвал я так.
Наплел - смел и умел я тут -
Бог весть каких пустых причуд.
Условились - в любви успех:
Ждать, не смущать ее при всех,
Когда компания пойдет
Ко сну. - Бровей вороньих взлет.

Уснули. Двинулись в темнынь,
А всюду страха стынет стынь,
Но браво я себя веду,
В постель нацелясь на беду.
Взревел я, ощутив сполна
Паденье - пал герой тогда.
Полегче бы - напрасный труд
Проклятья, - прыток был я тут.
Ушиб - вскочил же впопыхах -
Колено - бедное! - В ногах
Был стул, что громыхнул теперь -
Трактирщика забот пример.
Встаю. История - кошмар! -
Бежать! - Валлийцев верность - дар!
Удар! - Опасен прыти путь! -
К постели - как тут ускользнуть? -
Был стол заботливо приткнут,
Рассекший бровь; на нем сосуд -
А было пусто. - Пересуд
Посуды медной строг и крут.
Стол грохнул - право же, был древен -
Массивных ножек стук столь гневен.
А медной чаши звон гремел
Мне вслед, как я уразумел,
Сбегая, - всё, приговорен -
Под лай собак и чаши звон.
Пока я крался, словно вор,
Меж смрадных лож хозяев свор,
Что всполошили ночи мрак,
Шептались Хикин, Шенкин, Шак.
Я англичан привычки знаю, -
Брюзжал, юнец, слюну глотая:

"Гляди, валлиец начудил,
Всех, чтобы скрыться, разбудил.
Он вор; всё, тать, украсть готов;
Остерегайтесь же воров!"

Сплотилась челядь у ворот -
Попал я в жуткий оборот.
Кто как расправиться сулил
Вокруг, а каждый был не хил.
От дикой боли пал без сил,
Во тьме дыханье затаил.
Молясь, как жалкий трус, без слов
Позор тот ночи скрыл покров, -
Я внял молитвы красоту,
И вот, благодаря Христу,
Спасен; ну, наконец усну
В своей каморке. Спас и мзду
Сбежав, - святые нас хранят.
Да будет Божья благодать!

МАРИА МАНЕНТ

(1898-1988)

ЛАСТОЧКЕ, РАЗБУДИВШЕЙ МЕНЯ НА РАССВЕТЕ

Как ты могла, подруга лета,
узнать, едва взошла заря,
что снов моих мрачит примета
        начало дня?

Луг в синеве холодной тени,
светло гнездо твое в лучах;
легко отгонит птичье пенье
        видений страх.

Не знаешь ты, как могут нервы
подушку раскалить к утру,
не знаешь гнета тьмы и первой
встречаешь утро на ветру.

УТРО

Выходишь из сна, как из моря. Дремота
на губы легла, память зыбкой улыбки храня.
Искрится роса, но луна в ожидании дня
льет лучей серебро с небосвода.

Лазури на миг отражается блеск во взгляде.
Дыханию моря хрупкая глина верна.
Жемчужины бледной касаются светлые пряди,
словно качнула водоросли волна.

МОГИЛА РИЛЬКЕ

Покоишься в углу
погоста, на скале. В тени уступа,
заросшего плющом - пустяк тому
февральская метель, - крест приютился грубый,
как у простых крестьян и пастухов.
Надгробная плита, будто ларец с приданым,
подернута резьбой. От солнца и снегов
крест поседел под стать ночным туманам.

Зато похвалиться вправе могила пышным гербом
на щите горделивом: знак величья былого
австрийской земли, он царит над холмом
роковым, где твое замуровано слово.

Сюда схоронилось чело, вожделевшее пуще всех благ
тихой сени и покоя.
Когда альпийский ветер, снегом кроя
увядшую траву, торопит чинный шаг
идущих мимо горцев - в руках лоза, как лира, -
им невдомек, что скрыта этим плющом лазурь
твоих детских, испуганных глаз, что не знавшее мира
сердце твое под крестом здесь отдыхает от бурь.

АНДРИ ПЕЕР

(1921-1985)

КРЫЛЬЦО

Хранит дыханье дедовского дома
У входа потемневшая ступень
Под песни старины светлеет день
Лучам на ощупь дверь твоя знакома

Проходят годы под раскаты грома
Морщины трещин в дереве как тень
Былых забот и скрадывает темь
Крестин и свадеб память в их изломах

Когда-то предков древние поверья
И божества домашнего уюта
Благословили добрый знак под дверью

Но вот и неизбежное стряслось
Прощания печальная минута
Крыльцо насквозь промокшее от слез

КОЛОКОЛЬНЯ В ФЕКСЕ

Гор окрестные склоны
недвижные,
резкость их линий
вселяли бы страх
без тебя, колокольня.
Ты возникла меж скал
в том же камне, легко
светлый шпиль возвышая
над хрупким мгновеньем.

БОЛЬ ЛЮБВИ

Песня в старинном стиле

Помоги в беде, мой Инн,
Помоги в беде.
Трех озер в твоих истоках
волны по воде.

Донесет волной легко
в далекий Тироль
тоски моей глубоко
спрятанную боль.

Инн мой, чистым плеском волн
успокой печаль,
унеси разлуки боль
за синюю даль.

А придет конец страданьям -
донеси к ней, Инн,
всплеск волны приветом дальним,
шепот из глубин.