* * *

Серебряный ручей! В журчащих переливах 
Несешь ты в мой Бисси хрусталь прохладных вод, 
Что омывают – здесь одетый мхами грот,
Там – череду полей нагих и молчаливых.

Благодарю тебя за песни струй болтливых,
Что заглушали зов докучливых забот,
Даруя мне слова для вдохновенных од.
О, сколько близ тебя провел я дней счастливых!

Зеленый шарф листвы – моим отрада взорам – 
Покроет берега причудливым узором,
И воспою в стихах сей влажный изумруд.

Прочь, пастырь дикий, прочь из сладостного края!
Здесь девять Муз-сестер, поэта поощряя,
Мой древний Маконнэ мне в дар преподнесут.

* * *

Едва Павлин свое распустит оперенье,
Сверкающим хвостом любуйся, птичий двор!
Придворный Кавалер, ферт, щеголь и позер,
От самого себя в великом восхищенье.

А за душой пустяк! Дойдет ли до сраженья,
Где храбрость их, где пыл, где ратный их задор?
От первого ж врага сбегут во весь опор,
Не ведая стыда, забывши униженье.

Пронзительно галдя и хвастая сверх меры,
Здесь пыжится Павлин, там вьются Кавалеры,
Изнежены и злы, с завистливой душой.

В одном лишь Кавалер с Павлином не сличится:
Павлин своим хвостом и перьями кичится,
На Кавалере же и плащ – и тот чужой.

* * *

Вам кажется: закон католиков суров –
Лишь праведникам честь, им церковь наша рада.
Но вам и невдомек, что между агнцев стада
Ютит она козлищ, приемлет и волков.

Кайе средь бела дня разврат воспеть готов,
В святые возводя прямых исчадий ада.
Но церкви все равно, она не чует смрада,
И, веру изменив, он не сменил трудов.

Вождь сифилитиков и синдик сутенеров,
Он, защищая шлюх, являет нам свой норов,
А церковь так добра – с любым пойдет в постель.

Безнос ты иль вонюч – что ж, ублажит любого.
Кто хочет, тот входи, – не церковь, а бордель.
Вам, гугеноты и не снилося такого!