ТВИКНАМСКИЙ САД

Объят слезами, вздохами гонимый,
    Я мнил: спасен, кто в сад войдет,
    Где слышимый и зримый
Бальзам врачует от любых невзгод.
    Увы, себе я враг – и вот
Паук любви, мой спутник постоянный,
    В желчь претворил, что был Манной.
Так змея сам я внес сюда – затем,
    Чтоб это был воистину Эдем.

Когда бы слава кущей сих затмилась
    Смертельной ночью ледяной,
    Я в том узрел бы милость –
Деревья б не смеялись надо мной.
    Но нет мне участи иной,
Чем стыд терпеть, любовью вечно мучась.
    Любовь! Бездумной вещи участь
Мне дай – иль мандрагорой стоны длить,
    Или, фонтаном ставши, слезы лить.

Фиал хрустальный здесь тогда наполни,
    Влюбленный, слез моих испей,
    Слезу любимой вспомни –
Она сравнима ль горечью с моей?
    Сердца не смотрят из очей.
О чувствах дам судить позволят мене
    Их слезы, чем о платьях – тени.
Лукавый пол! Пряма душой одна:
    Та, что, к моей погибели, верна.

ЮЛИЯ

Внемли, завистник! Юлию прославлю
И ей тебя завидовать заставлю.
Блевотину злоречья, кривды яд
Она, дивя бесстыдством самый ад,
Всечасно изрыгает, – дело споро
Идет: друзья, не знавшие раздора,
Друг друга хают под ее дуду;
И (ей ничто не свято!) на беду
Доверясь ей и усомнясь друг в друге,
Ревнуя, отравляют брак супруги.
И подлый нрав в ней столь укоренен,
Что и в потомстве явлен будет он.
Не счесть ее грехов, но я пред Богом
Греховнее, клеймя столь слабым слогом
Порок. Жаль, Мантуанца нынче нет, –
Он, женщин Бич, создать бы мог портрет
Химеры сей, взор коей злобой пышет,
А речи таковы, что всяк в них слышит
В миг зарожденья наглого вранья
Зловещий крик ночного воронья;
У коей, как Тенар, дыханье смрадно,
А руки так добро чужое жадно
Хватают (ввек сего мне не понять!),
Что бросят свой, чтоб кус чужой отнять;
А ум – сам Орк: теснятся в беспорядке
В бурлящем сем котле интриг зачатки,
Зародыши обманов, планы ссор,
Обрывки брани, грязных сплетен сор, –
Так Атомы роями в Солнце вьются,
Покуда воплощенья не дождутся.
Но нищ мой слог! Сказать осталось мне:
Нет Юлии цены, коль яд в цене.