На главную страницу

АНДРЕЙ ГРАФОВ

р. 1962, Москва

На страницах армяно-еврейского вестника “Ной”, выходящего в Москве тиражом 999 экземпляров, мне периодически попадались переводы Андрея Графова – то с норвежского, то с иврита, то чуть ли не с японского, и я поначалу принял эти публикации за мистификацию. Через несколько дней ко мне раздался звонок: “мистификация” во плоти стояла у меня на пороге. Графов, отец четверых детей, пришел в гости лично. После подсчета языков, на которых он способен читать, впору было нажить комплекс неполноценности: я насчитал двадцать семь и дальше сбился. Ивритом Графов увлекся сам по себе: “оживший язык” таит, как считает полиглот, особые возможности. Я выбрал для “Строф века – 2” небольшую антологию переводов Графова с этого языка – с раннего средневековья до наших дней, а Байрона из “Еврейских мелодий” добавил как иллюстрацию того, что переводчик может и еще кое-что. Если Графов не изведет всю оставшуюся жизнь на изучение еще двадцати семи языков, может быть, станет классиком XXI века в переводческом жанре.



ЯННАЙ

(VI в.)

* * *

От Неба – к Небесам Небес,
и выше – в заоблачный Мрак,
и дальше – в небесный Храм,
и еще выше – в Чертог,
оттуда – к вышнему Своду,
со Свода – на Равнину Небес,
с Равнины – к Трону славы,
и ввысь – до Колесницы!

Кто же подобен Тебе,
кто сравнится с Тобой?
Кто узрел и коснулся Тебя
и посмел встретить Твой взор?
Кто сумеет Тебя возразить
и проникнет в мысли Твои?

Как летишь Ты на херувимах,
как паришь на ветрах!
Твой путь – сквозь бурю,
Твой путь – по водам,
и сонмы огней – Твои посланцы.
Бесчисленные огни
превратились в мужчин и женщин,
стали яростными ветрами,
чтобы творить Твою волю
с трепетом и восторгом.

* * *
И явился ему ангел Господень в пламени огня...
                     (Исх. 3:2)

Огонь, что истребляет огонь,
пылает во влажном и сухом,
горит в дыму и в снегу,
подобен недвижному льву,
являет тысячу лиц
и не угаснет вовек.
Странствующий пожар,
в котором – трепет и мощь,
летящий огненный смерч,
огонь, что не питаем ничем,
обновляется каждый день
и не рожден от огня.
Вселенскою пальмой – его языки,
стаями молний искры летят;
чернее воронова крыла
и радуги ярче тот огонь.

ШМУЭЛЬ ХАНАГИД

(993-1056)

* * *

Ты сказала: "Радуйся! До пятидесяти лет
ты дожил без забот". А ведь для меня
нет разницы: что мои годы,
что годы Ноя... В этом мире
я живу только мгновением, а оно
легким облачком улетает прочь.

* * *

В этой жизни ты как в тюрьме.
Смотри же, глупец: со всех сторон
небо! Беги со всех ног –
сумеешь ли вырваться за его пределы?

ИЕГУДА ГАЛЕВИ

(до 1075 – после 1141)

* * *

Не верь временам, в них правды нет.
Бесконечен мой труд и краток мой день.
Поучая ближнего, человек говорит:
"Не греши, к небу руки воздень!"
Но оправдывает собственный грех:
"Всё делает Бог, человек – лишь тень".

ДАВИД ФОГЕЛЬ

(1891-1944?)

* * *

Я давно забыл города моего детства
и в одном из них – тебя.

Там, под дождем, ты пляшешь для меня, босая,
хотя ты уже умерла.

Днем и ночью бежал я прочь от детства
и ступил в чертог страсти – белый, пустой и гулкий.

Жителей тех городов я уже не увижу –
ни тебя, ни себя.

А караван дней плывет всё дальше,
из нигде в никуда, без нас с тобою.

НАТАН АЛЬТЕРМАН

(1910-1970)

ПРОЩАНИЕ С ГОРОДОМ

Один человек вернулся в свой дом
и запер дверь почерневшим ключом.
Серебро и врагов при свече сосчитал
и больше думать о них не стал.
На скрижали сердца оставил одно
имя – вовек святится оно!
Свет погасил и крылья простер,
шагнул из окна в небесный простор –
над городом, надо всем, что любил,
большою птицею он поплыл.

ИЕГУДА АМИХАЙ

(1924-2000)

ВСЁ ЭТО И СОСТАВЛЯЕТ РИТМ ТАНЦА

С возрастом мы всё меньше зависим
от течения времени, его излучин. Тьма
порой настает в середине объятия у окна.
Лето кончается в середине любви, и любовь
длится осенью. Человек умирает
в середине беседы, и та делится на две части,
но один и тот же дождь льет над ушедшей частью
и над той, что осталась на месте.
А одна и та же мысль в голове у путника
длится из города в город и из страны в страну.

Всё это и составляет ритм танца.
Странный ритм. Я уже не знаю,
кто – танцор, а кто – лишь марионетка.

Не так давно я нашел у себя старое фото,
на нем – девочка (она уже умерла) и я,
совсем еще дети, сидим, обнявшись,
у стены, под грушей. Девочка одной рукою
обняла меня, другою нас