НАДЕЖДА ЯР
р.1980, Северодонецк
Как она сама о себе пишет – «фантаст, переводчик и изредка поэт». С 1994 года живет в Гамбурге. Переводит немецких и австрийских поэтов, а также Рафаэля Альберти – при помощи немецкого подстрочника и подглядки в испанский оригинал. Испанисты Форума сайта «Век перевода» сравнили переводы Надежды с оригиналами – и нашли, что они достойны размещения в ее подборке.
ГЕОРГ ТРАКЛЬ
(1887-1914)
ЛЮЦИФЕРУ
Дай духу огонь твой, о пылкое горе;
Стеная, возделась глава в полуночи
На зеленеющем холме весны, где когда-то
Кровью истёк нежный агнец, глубочайшую муку
Изведав; но тени зла следует Тёмный,
Иль влажные крылья вздымает
К солнца диску златому, и сотрясает
звон колокольный его болью щемящую грудь,
Дика надежда; падения жгучего тьма.
ГРОДЕК
Лес осенний звенит вечерами
Оружья смертельного звуком, золотые поля
И голубые озёра, над коими солнце
Катится мрачно; ночь обьемлет
Умирающих воинов, дикую жалобу
Их расколотых ртов.
Но сбирает под ивами тихо
Красный морок, где живёт бог гневливый,
Себе крови пролитой, лунной прохлады;
Все пути ведут в чёрный распад.
Под златыми ветвями и звёздами ночи
Молчаливою рощей колышется сестрина тень,
Поприветствовать души героев, кровавые главы;
И осени тёмные флейты всё тише звучат в тростнике.
О печаль горделивей! Её алтари из железа
Духа жгучее пламя питает сегодня огромная боль,
Нерождённые внуки.
РОЗА АУСЛЕНДЕР
(1907-1988)
ДЫРА
Огонь
прожег дыру
в мир
по всему миру
В дыре
мы живем
вцепились
в корней бахрому
они нас
питают пока
ВЕРНОСТЬ II
На Хрустальной Горе
клялись в верности
мы век назад
Он прошёл
клятва
снесена ветром
Я в могиле живу
ты травинкой
растёшь надо мной
ПАУЛЬ ЦЕЛАН
(1920-1970)
ПОЗДНО И ГЛУБОКО
Эта ночь начинается злобно как речь золотая.
Мы едим яблоки немых.
Мы делаем дело, какое иные охотно звезде оставляют;
в осени наших лип мы стоим мыслящим алым знамён,
гостями горящими с юга.
Клянёмся мы Новым Христом обвенчать прах со прахом,
птиц с бродягою-лаптем,
со ступенью в воде наше сердце.
Мы приносим миру священные клятвы песка,
их мы приносим охотно,
их приносим мы громко с крыш бессонного сна
и седой прядью времени машем.
Они кричат: Вы кощунствуете!
То мы знаем давно.
То мы знаем давно, ну так что?
Вы мелете в мельницах смерти белую муку обещанья,
вы подносите её нашим братьям и сёстрам –
мы седой прядью времени машем.
Вы упреждаете нас: Вы кощунствуете!
Мы давно это знаем,
да придёт нам вина.
Да придёт нам вина всех остерегающих знаков,
да приидет бурлящее море,
броневой порыв ветра возврата,
полуночный день,
да придёт, что не было досель никогда!
Да придёт человек из могилы.
* * *
Напрасно рисуешь сердца на стекле: Князь тишины
внизу в дворе замка вербует солдат.
Во древо он вешает знамя, тот лист, что синеет ему, когда осень идёт;
травинки печали он войску дарует и времени цвет;
он с птицами в косах идёт упокоить мечи.
Напрасно рисуешь сердца на стекле: есть бог средь отрядов,
плащом облечённый, что на лестнице ночью упал с твоих плеч, однажды, когда горел замок и ты молвил, как люди: Любовь моя...
Он не знает плаща и к звезде не взывал и следует знамени листьям.
«О травы», он будто бы слышит, «о времени цвет»...
ИНГЕБОРГ БАХМАН
(1926-1973)
ПОВСЕДНЕВНО
Войну более не обьявляют,
а продолжают. Неслыханное
стало повседневным. Герой
сторонится боёв. Слабый
проник в зоны военных действий.
Терпенье – униформа дня,
награда – жалкая звезда
надежды над сердцем.
Её выдают,
когда ничего уже не происходит,
когда умолкает ураганный огонь,
когда враг становится невидимым
и тень вечного вооружения
покрывает небо.
Её выдают
за дезертирство,
за отвагу перед лицом друга,
за предательство недостойных тайн
и неподчинение
всяческому приказу.
ТЕМА И ВАРИАЦИЯ
Не стало мёда этим летом.
Прочь матки увели рои,
засохла за день земляники поросль,
и ягод сборщики домой вернулись рано.
И света луч унёс всю сладость
в сон. Кто спал его до часу?
Мёд, ягоды? Не знает боли тот,
кому всё достаётся. И во всём достаток знает он.
И во всём достаток знает он, и лишь немного мало,
чтобы покоиться или стоять чтоб прямо.
Пещеры его согнули низко, тени,
ведь ни одна страна его не принимала.
В горах и то ему опасно было,
партизану, отданному миром
луне, своему мёртвому собрату.
Не знает боли тот, кому всё достаётся,
и чего ему не доставало? Когорта
жуков билась в его руке, пожары
множили шрамы на его лице и исток
явился его взгляду как химера,
где не было его.
Мёд, ягоды?
Да знал бы запах он, давно б последовал ему!
Лунатика походкой сон,
кто спал его до часу?
Тот, кто родился стар
и рано в тьму уйдёт.
Мимо него пронёс всю сладость
луч света.
В подлесок он шипел проклятие,
что засуху приносит, он кричал
и был услышан:
и ягод сборщики домой вернулись рано!
Когда, поднявшись, корень им
последовал со свистом,
осталась кожа змей последней мощью древ.
Засохла за день земляники поросль.
Внизу в селе пусты стояли вёдра,
как барабаны во дворе.
Так солнце бросилось
и закружило смерть.
Закрыли окна ставни,
прочь матки увели рои,
и им не помешал никто.
Глушь приняла их,
в папоротнике дупло
свободный первый рой.
Последний человек
ужален жалом был без боли.
Не стало мёда этим летом.
ПОЛКОВОДЦУ
Когда состоится во имя
чести седых и ослепших народов
снова та сделка, ты будешь
подручным и службу сослужишь
нашим границам, ведь ты их
кровью умеешь провесть.
В книгах тень бросает вперёд
твоё имя, и побуждает
к росту полёт его лавр.
Как мы это видим: не жертвуй никому, кроме тебя
и к Богу тоже не взывай. (А он жаждал хоть раз
добычу твою разделить? Был он когда-то
приверженцем твоих надежд?)
Знай одно:
лишь когда ты не станешь пытаться
шпагой, как многие прежде,
рассечь неделимое небо,
росток пустит лавр.
Лишь когда ты с огромным сомненьем
с седла твою снимешь удачу и сам
в него сядешь, предвещаю тебе я победу!
Одержал ты её не тогда,
когда за тебя победила удача;
хоть и пали знамёна врага
и тебе в руки пало оружие
и плоды из садов,
что другими возделаны были.
Где на горизонте путь удачи
и путь неудачи твоей
воедино сольются, сраженье готовь.
Где темнеет и где спят солдаты,
где они проклинали тебя и ты
их проклинал, готовь смерть.
Ты падёшь
с гор в долину, с бурными водами
в ущелья, на дно плодородия,
в семя земли, потом в рудники золотые,
в реку руды, из которой статуи
плавят великим, в глубокие бездны
забвенья, миллионы саженей вниз,
и в пропасти сна.
Но наконец в огонь.
Там листом одарит тебя лавр.
РАФАЭЛЬ АЛЬБЕРТИ
(1902-1999)
ВОССТАВШИЕ АНГЕЛЫ
Он носил в себе город,
и без боя его потерял.
Потерян и он.
Тени приходят тот город оплакать,
оплакать его.
– Тебя, падший,
тебя, разрушенный,
тебя,
лучший из городов.
И ты, мёртв,
ты, пещера,
ты, колодец иссохший.
Ты спал.
И восставшие ангелы в гневе
сожгли его,
сожгли сон твой.
Восставшие ангелы в гневе
душу твою,
тело твоё сожгли.
НЕИЗВЕСТНЫЙ АНГЕЛ
К архангелам домой я хочу!
Я был...
Вы только взгляните.
Как в мире одет,
не видать моих крыльев.
Кем был я, не знает никто.
Не знает меня.
На улице – вспомнит ли кто?
Ботинками стали сандалии,
штанами туника моя
и жакетом.
Скажи же мне, кто я.
И всё же, я был...
Вы только взгляните.
ДОБРЫЙ АНГЕЛ III
И пришёл тот, кого я любила,
кого я звала.
Не тот, кто несётся в небесах беззащитных,
меж бездомных светил,
между лун и снежинок безродных.
Снежинок, что именем падают с рук,
мечтами,
светилами,
снами.
Не этот, что смерть
себе в волосы вплёл.
Тот, кого я любила.
Не царапая воздух,
ни листа не ломая, ни окна не касаясь,
тот пришёл, что молчанье
себе в волосы вплёл.
Тот, кто мне открывает, не раня,
берег нежного света в груди
и готовит к морям мою душу.
РАЗОЧАРОВАННЫЙ АНГЕЛ
Сквозь весь холод
жжёт меня сей твой голос:
в край мой ко мне приходи.
Там тебя города ожидают,
без живых и без мёртвых,
чтоб тебе дать корону.
– Оставь меня спать.
Меня не ждёт никто.
ВЫЖИВШИЙ АНГЕЛ
Припомните.
Со снегом шли капли лака, расплавленный свинец
и стыд ребёнка, что лебедя убил.
Рука в перчатке, россыпь света, убийство медленное.
И поражение небес, и друг.
Вы вспомните, припомните тот день
и не забудьте, как ваш пульс и звёзд цвета
застыли в удивленьи.
Замёрзла парочка фантазмов.
Птица нашла три золотых кольца
и схоронила в слежавшемся снегу.
Последний голос окровавил ветер.
Все ангелы лишились жизни.
Один в живых остался: раненый, и крылья
его изломаны.