БАЛЛАДА II

Бросай кровянку, шатуны!
До беса ябед и сутяг.
Иль батоги вам не страшны?
Вон на суде Колен Толстяк
Раскалывался так и сяк,
Со страху инда и набздел,
А толку-то? И он иссяк
Под мастером жоплечных дел.

Смените-ка скорей наряд
И схоронитесь там и сям.
Срамно тикать? Но, говорят,
На жерди виска – больший срам.
Вон Монтаньишка понял сам
И от стыда, бедняга, вздел
Пустые бельма к небесам
Над мастером жоплечных дел.

Опять отпетые бок о бок
Засели в кости трюкачи
Ходи, ребята, без подскребок
И, отвернувшись от свечи,
С добавочками не ловчи.
Любой из вас, братва, дебел,
И поцелуи горячи
И мастера жоплечных дел.

Принц, батоги ли не страшны?
Угомонись, покуда цел,
Уж лучше без тугой мошны,
Чем с мастером жоплечных дел.

БАЛЛАДА XI

На днях, незадолго до рождества,
К Сигошке-медвежатнику в какбак
Гляжу, уфиздипупила братва.
Народу – как невешанных собак!
А уж сама орава какова!
Марухи, фифы-рюши-кружева,
Шакалы, шкоды, щипачи-роднули,
Барыги и отребье-цыганва
Питушницу вдругорядь заханули!

Ну, клюкнули, как водится, сперва.
И зажевали корочкой за так.
Одна уговорилась ендова.
Пошел тут разговорец меж ватаг,
Мол, неча жилиться. Коль дешева
Жратва у нас, так это не жратва.
И скидывались поровну, покуле
Не набралось. Се, клюкнув однова,
Питушницу вдругорядь заханули.

Теперича монет едва-едва.
Но тут мы надоумили парняг
И дернули втихую по дрова.
Короче, дело выдалось верняк.
Кой-чо кой-где почистили, да как!
Уж и была работка здорова!
Товарец рассовали в рукава,
Покуда кнокарь дрых на карауле,
Жиду товар загнали и эхва!
Питушницу вдругорядь жаханули…

ЧТО ЭТО?

What?..

                     Шекспир

– Не проба ли пера? – Ей-богу, не до проб!
– Тогда учебник? – Ха, научит остолоп!
– Но книга? – В переплет макулатуру сдашь ли?
– Так список? – Как же, счас! За список гонят башли!

– Стихи? – Так почему на лаврах не почию?
– Ну проза? – Тоже нет. Пишу не книгочию.
– А может, рукопись? – Издание уже!
– Альбом? – Но нет: еще бумага не "верже".

– Забава, может быть? – Нет-нет, писал всерьез.
– Работа, значит? – Нет, работа – не курьез.
– Так песни? – Музе – петь? Ой, тоже мне, певица!
– Плод вдохновенья? – Что? На это – вдохновиться?

– Пошлятина в стихах, выходит, так? – Не так!
– Уж не особенность ли любите, чудак?
– Нет, не ее... ну да, иметь ее не слабо.
Хотя иметь зачем? Особенность – не баба.

– Избыток, видимо, здоровья? – Чушь спороли.
– Высокая болезнь? – Ни высоты, ни боли.
– Домашнее добро на выброс? Ветошь? Хлам,
Хранимый в нужнике? – Хранимый, да не там!

– Язык ли классика? – Француза, хошь не хошь.
– И графомана? – Я – на выскочку похож?
– А что, старик? – Пока не на подходе к раю.
– Мальчишка? – Тут-то я исправлюсь, обещаю.

А это что? А то: бессовестная поза
То ль начинающего, то ли виртуоза.
– Шедевр? – Надеюсь, но – поди его сваргань!
– Мусолка под Мюссе? Иль ругань а ля Гань?

– Нет, в общем, это то, что сам я написал.
Названье – и оно без позолот-сусал.
В бильярд играючи, ударил наугад.
Искусство? – спросите? А с чем его едят?

ВЕЧНАЯ ЖЕНСТВЕННОСТЬ

О кукла вечная! Мордашку расписную,
Мурлыча на манер ласкающихся кись,
Досужим вечерком, у кресла одесную,
Ко мне, как кошечка к хозяину, приблизь!

Оцепеней сродни прекрасному статую
Иль оживи, сойди – с ума, замучь – кажись,
И смерти от любви я не опротестую,
В блаженстве угодив, не знаю, ввысь ли, внизь...

Будь хладным идолом иль распаленной самкой!
Стыдливо отстраняй – и плотоядно жамкай!
Святая, грешная – охотница души!

Поэта, осени меня как добрый гений,
Как Муза в час моих горений-озарений.
А лягу захраплю – меня пятки почеши.

ПРЕРВАННАЯ ИДИЛЛИЯ

Картиночка в парижском духе –
Когда несвежие, с утра,
Зевая, оставляют шлюхи
Кутузку или номера.

А за невыспавшейся дивой
Мотивчик глупый: ту-ру-ру,
И старой, точно шелудивой,
Хлопочки юбки на ветру.

И, подметая мостовые
Оборками, несется рать –
Всё герцогини гулевые, –
Спев песенку, чуток пожрать...

Я, сам пивнушки уважая,
По утречку сижу, смотрю,
Как незнакомка нечужая
Кивнет знакомому хмырю...

Страх хороши девахи энти!
Одна тоща, друга мясна!
И нос полощется в абсенте,
А в глазках завсегда весна.

А скоро, нежная натура,
Подсядет побалакать с ней
В простых портах с душой Артура
Ну прямо искуситель-змей!

Да, распрекрасная таверна
Под вывеской "Пришелец из
Лесной глуши": винишко скверно,
А нос гробовщиковый сиз.

И в самом деле, рыло наше
Могильное – и, кстати, нос, –
Как у Балды с Косой, курнос.
Понятно, в гроб положат краше.

И завтрак переходит в ужин,
И непрерывна кутерьма
Искателя в дерьме жемчужин
Или в жемчужинах – дерьма.

По результату у обоих
Художников, кажись, равно
Копанье в городских помоях:
Всегда в наличии говно.

А в кабаке, битком набитом,
Из артистических когорт
Пачкун заявит: это битум,
А борзописец: нет, аккорд!

К сему прибавьте ладан курев,
Летящий к потолку и в рай.
Что недовольны, лоб нахмурив?
Да этак век не умирай!

Но наша, оборванцев рыжих,
Малина, даже баклажан –
Отрава для чурбанов в брыжах,
Вас, деревенщин-парижан!

И вас, устройщиков алькова
И составителей рагу
Лазурно-тошного, какого
Не пожелаешь и врагу.

"Ах, Микельанджело, ах, Кранах!
Да то Курбе, да сё Моне!" –
Вопят певцы шедевров сраных,
Нажившиеся на мазне.

Творцы пастелек и парсунок,
Бодяги ангельски-нагой,
Как Галимар, любя рисунок,
Как Дюкорне, творя ногой.

Да будь я проклят, если стану,
Несясь на променаде вслед,
Глазами пожирать сутану
Очаровницы за сто лет!

Ан нет, когда жестока, волча
В потемках уличная гнусь,
Я выйду послоняться молча
И на безлюдье корчусь, гнусь...

И я и смазанно, и резко
В тряпье, подобно муляжу,
И на стене торчу, как фреска,
И тенью улицу лижу.

Хожу – не знаю: как у хилых,
За эликсир или мочу
Считать струящееся в жилах?
И знать, по правде, не хочу.

И смахиваю на аллею
Больную Музу, как соплю.
И одного себя жалею,
И одного себя люблю.

Валяй, что личико, что рыло!
И пусть вместилище души
Твое двуногое бескрыло.
Руками просто так маши!

Ходил тут висельник, похожий
Амбициями на меня,
Себя артистом тоже мня,
С такой же идиотской рожей.

А разница – он был мазила,
А я скорее рифмоплет,
Что нашей дружбе не грозило,
Пожалуй, что наоборот.

И ни за душу, ни за тело
Моя блаженненькая дурь,
Ей-ей ни разу не задела
Его остервенелых бурь.

Но был и он однажды светел,
Глядел на ряженых кобыл,
А омнибуса не заметил
И под колеса угодил.

ЖАЛОБА БОГОМАТЕРИ ВЕЧЕРОВ

Фу, солнечный экстаз! Природа, право слово,
Ты лимфатических и пошлых сил полна.
Но солнце скроется  –  и вот уже волна
Лиловых сумерек меня лелеет снова,
 – Как ангела больного: – О Богоматерь Вечеров,
 – Любовью к вам я нездоров!

Моря и маяки, зовущие куда-то!
И откровения у смертного одра!
И небо без прикрас! И лун речных игра!
И прямо в душу взгляд! И солнце в час заката,
 – Кровавое, распято!
 – О Богоматерь Вечеров,
 – О, вам, оной  –  молитвослов!

Вон эти дамские угодники! Во имя
Невесть чего они за юбкою ползут.
И сладострастия не утихает зуд,
И кружатся они в любовной пантомиме.
 – А я смеясь над ними!
 – О Богоматерь Вечеров!
Вот я, к несчастию, каков!

То справа в сумерках обманчивых, то слева
Поманите меня; и вновь не станет вас;
То к истине ведя, то прогоняя с глаз,
Вы мне поверьте, уж, я говорю без гнева,  –
 – Изменчивая дева!
 – О Богоматерь Вечеров!
 – Нет, не смолкает этот зов!

Чтоб ваши таинства понять, залез я в сети
Гнилых библиотек, пергаменты зубря.
Откуда ж явится искомая заря?
А может (как твердят), навек потемки эти?
 – О Мекка в лунном свете!
 – О Богоматерь Вечеров!
 – Вы с правды снимете ль покров?

ЛУННЫЙ СВЕТ

Вовек не побываю на Луне я –
Такая мысль пощечины больнее.

Но я узрю твою красу воочью,
Когда взойдёшь ты августовской ночью.

Когда под парусами туч, как судно,
Ты поплывешь за ветром безрассудно,

Подумать страшно, как я рваться буду
Губами к бесподобному сосуду!

Ты, плачущих Икаров привлекая, –
Ослепла, вспышка света роковая!

Бесплодным, как самоубийство, взором
Начальственно окинь наш вялый форум!

Как череп твой блестящий живописен!
О просвети толпу чиновных лысин!

И снадобьем своим заупокойным
Мозги заплесневелые промой нам!

Богиню усмиренную, Диану,
Прошу: возьми свой лук, мешать не стану!

Пронзи нас остриями этих молний!
Нас, низших тварей, благостью наполни!

О девственное древнее светило!
Ты по невиданным мирам бродило!

Своим лучом мне на подушку брызни!
Тогда бы руки я умыл... от жизни.