НАД ПРИСТАНЬЮ
Над пристанью, в сплетении снастей,
К высокой мачте самой льнет тесней
Луна. А ну залезь туда, сними
Воздушный шар, упущенный детьми.
ПОД МОСТОМ
Мечтания интеллигентного бомжа в ненастную ночь
Бывало, грезил я смычковой до-ре-ми-фа-солью,
По звонкой мостовой любил изящных ножек дефиле.
Теперь понятно мне:
прекрасное - в тепле.
О Господи, мне сбрось
покров небес, побитый звездной молью, -
Я б завернулся, чтоб не мерзнуть на земле.
ЭДВАРД ЭСТЛИН КАММИНГС
(1894-1962)
CHANSON INNOCENTE
вот и
весна пришла и мир грязно-
сладостен и маленький
хромой продавец воздушных шаров
легонько насвистывает вдалеке
и эддисбиллом мчатся
бросив играть в пиратов и
в шарики и это
весна
и мир загвазданно-чуден
старый чудак
продавец воздушных шаров легонько
насвистывает вдалеке
и беттисизабел бегут вприпрыжку
бросив классики и скакалку и
это
весна
и
козлоногий
продавец воздушных шаров
легонько
насвистывает
вдалеке
* * *
мэгги и молли и милли и мэй
отправились к морю на несколько дней
и раковину нашла мэгги – шумят
в ней волны, смиряя душевный разлад
а милли сдружилась с морскою звездой:
пять вялых лучей – как подружки ладонь
за молли гонялся прибой, как живой
и пену взбивал, словно брызгал слюной
и камень-голыш взяла мэй с бережка:
как мир наш, он мал, и велик, как тоска
При утрате любой – будь то я или ты –
лишь только себя можно в море найти
ЧАРЛЬЗ СИМИК
(р.1938)
ЭПОС МАРИНЫ
Эскимосы вторглись в Перу.
Дедушка сражался с хеттами.
Мама продавала шутихи бедуинам.
Однажды ночью, при полной луне,
ей повстречался лев, доедающий Льва Толстого.
Мы делили то палату, то камеру:
в краковском сиротском приюте,
панамской тюрьме,
генуэзской школе для слепых.
Моя сестра посвятила себя борьбе
за спасение клоповьих самок:
бесконечными мрачными коридорами
несла она дрожащих и блестящих тварей
на длинном ногте указательного пальца.
Наша Судьба — чокнутый изобретатель,
вечно возящийся в гараже.
В Париже я знал даму из России,
драившую полы в Опере
с розой в зубах, словно Кармен.
Отец играл мертвеца в немецком фильме.
Фильм был немой. Тапер был похож
на Эдгара По в марокканской феске.
Мы стояли у розового мотеля в Аризоне и пели:
"Я люблю тебя, жизнь,
хоть ты снова смеешься над нами".
Назавтра я принял ламаизм.
У них там на Тибете есть священная гора,
с которой видно Лос-Анджелес.
Сардинский козий сыр, греческие оливки, венгерские колбаски —
полный стол:
от воспоминаний всегда хочется есть.
На спине у спящей акулы
мы плыли сквозь бурю через Атлантику,
на ходу штопая дыры в бабушкином свадебном платье,
что было у нас вместо паруса.
В Америке киноэкраны были огромные, как пирамиды.
Бродвей — это река, вроде Амазонки.
То и дело всплывали головы утопленников с открытыми глазами —
тысячи Офелий и Валентино.
В Японии ловили привидений
палочками для еды.
В Амстердаме ставили Рождественскую елку
в борделе.
Я стою на углу с одним зулусом.
Ждем, пока зазвенит дурацкий колокольчик,
пока цыганка предложит свое приворотное зелье,
пока проскачет мимо генерал Вашингтон
и кивнет нам.
КАМЕНЬ
Уйти в камень, внутрь, —
вот путь по мне.
Пускай кто другой становится голубком
или по-тигриному скрежещет зубами.
Мое счастье — быть камнем.
Снаружи камень — загадка:
никто не знает, каков ответ.
Но там, внутри, должно быть, тишина и покой,
хотя бы корова встала на него всей тушей,
хотя бы мальчишка швырнул его в реку:
камень медленно, плавно опускается на дно,
и рыбы приплывают, стучатся,
вслушиваются, нет ли ответа.
Я видел, как летят искры,
когда сталкиваются два камня,
значит, там внутри, быть может, не так уж темно;
быть может, там что-то вроде лунного света
невесть откуда, словно из-за холма, —
в самый раз, чтобы удавалось разбирать
неведомые письмена и звездные карты
на внутренних стенах.
Дэвид ЛЕМАН
(р.1948)
ИЗ ЕЖЕДНЕВНИКА: 23 АПРЕЛЯ
В этот день родились Набоков
(зарифмуем: один из пророков),
Шекспир и ты, солнышко,
ну а я этим серым утром
гляжу на линию горизонта,
прячущуюся в дожде и тумане –
с тем же очарованием,
как когда-то на подъезде к Шартру –
ты первая заметила город
с пассажирского сиденья
желтого "Рено", взятого напрокат,
но это уже совсем другая "ты" –
не та, что в начале стихотворения,
а я все тот же,
что и утром, когда кивнул тебе,
повстречав на улице,
и всю дорогу, пока такси
везло меня в "Ла Гуардиа",
я мечтал, что мы снова
во Франции. Вместо
завтрака – крепчайший эспрессо, вместо
будильника – твой нежный голос.