На главную страницу

СТАНИСЛАВ МИНАКОВ

род. 1959, Харьков

Этот харьковский поэт захотел заняться переводом буквально на моих глазах, глядя, видимо, на немалые успехи «харьковской школы» у московских и петербургских издателей: он обратился ко мне — нет ли чего-нибудь свободного, а к тому же интересного в подготавливаемой мной и Яном Пробштейном антологии «Семь веков английской поэзии». Чем дальше мы уходим от времен, когда за поэтический перевод что-то платили, тем меньше желающих просто заниматься искусством — и я всегда рад энтузиастам. С первых же проб стало ясно, что учить мне Минакова почти нечему, и в поименованной антологии он принял немалое участие: сперва сделал то, что было нужно мне из-за неполноты существующего материала (стихи двух из трех сестер Бронте, Шарлотты и Анны), а потом — с блеском переводил для той же книги поэтов-прерафаэлитов, а также шотландских и ирландских классиков. Автор книг оригинальных стихотворений «Имярек» (М., 1992), «Вервь» (Харьков, 1993), «Листобой» (Харьков, 1997).



РОБЕРТ ЭЙТОН

(1570—1638)

ДА, Я ЛЮБИЛ…

Да, я любил… А впредь - уволь!
    Твой выбор. И твоя - вина.
Ты новую играешь роль.
    Но волен я, коль ты вольна.
        Кто брошен и не разлюбил,
        В том, видно, разум Бог избыл.
    А кто ослушался Творца,
    Испил страданье до конца!

Никто не может превзойти
    Моей любви. Когда бы длить
Одной стезею два пути,
    Не прервалась бы эта нить.
        Но что тебе - моя судьба?
        Ведь ты - своих свобод раба.
    Я знаю, пасынок измен,
    Как пленник ненавидит плен.

Ты ринулась в иную страсть,
    Когда я стал тебе постыл.
Спасти любовь! Но как? Украсть?
    Я преступленья не простил.
        Что ж, истина - стара как мир:
        Однажды падает кумир.
    Конечно, расставанье - грех,
    Но лицемерье - паче всех!

Прощай же! Оставайся с тем,
    Чья нынче непомерна спесь.
От преданных тобою стен
    Я удалюсь. Я - вышел весь.
        Его такая ж участь ждёт.
        Презренье мне корявит рот.
    Да, я - банкрот… Но помни ты:
    Твоей - я выше нищеты!

ДЖОРДЖ УИЛЬЯМ РАССЕЛ («А. Е.»)

(1867—1935)

КЭРРОУМОР

Есть забытая дорога -
            Меж болот - на Кэрроумор.
Там лежит великий спящий
            Возле дремлющих озер.
И над ним мерцает сумрак
            Тихой стайкой мотыльков,
И музыка сфер нисходит
            В темный лиственный альков.

И ему ласкает кудри
            Серебристая ладонь,
И у век танцует слабый,
            Угасающий огонь.
Но уста - полураскрыты,
            И расслышишь у воды,
Где Священного Ореха
            Пали спелые плоды:

«Спи-усни, оставь заботы,
            Позабудь свои труды!
Время сумерек настало;
            Все уснет, усни и ты!
Сумерки времен настали,
            Золотой истаял лик,
И в траве последний отблеск
            Солнца надолго поник.

Да, нежна твоя подруга,
            Только - что нежнее сна?
Разве свет созвездий вечных
            Не прекрасней, чем она?
Разве губ ее изгибы
            Краше серебра росы?
Знай, любовь и есть забвенье,
            И превыше - нет красы!»

О, однажды отворятся -
            Вновь - небесные врата,
И свечением рассветным
            Озарится высота.
И с дневною злобой  радость
            Встанет праздничной стеной,
И замрет очарованье -
            В сладкой памяти земной.

А пока - мерцает сумрак
            Тихой стайкой мотыльков,
И музыка сфер - нисходит
            В темный лиственный альков,
Где лежит великий спящий
            Возле дремлющих озер,
У дороги позабытой -
            Меж болот - на Кэрроумор.

ЭРНЕСТ ДАУСОН
(1867—1900)

ИЗГНАНИЕ

Печальными водами нашей разлуки
    Мы в разные стороны разнесены.
Нам память назначена - только для муки,
    Для тягости душной - отпущены сны.

Мне нынче не в радость - ни музыки звуки,
    Ни трели слетающей с веток весны;
Молчальными водами нашей разлуки
    Омыты любые дары новизны.

Печальными водами нашей разлуки
    Скитаясь, я тщился припомнить твой дом,
Твой тающий лик и прощальные руки,
    С которыми я распростился с трудом.

Жива ли? Твой зов от скалистой излуки
    Меня не достанет из мутной волны.
Печальными водами нашей разлуки
    Мы в жизни и в смерти разъединены.

Как черная Вечность не знает докуки,
    Так память забыла к усладе ключи.
Печальными водами нашей разлуки
    С тобой мы сокрыты в безбрежной ночи.