БАЛЛАДА КОРОЛЮ, КОТОРЫЙ ХОЧЕТ ПРОГНАТЬ ПОЭТА СО СЛУЖБЫ

Кто в королевских играх куш сорвать
Решил, вовсю орудуя ракеткой,
Тот должен скудно есть, на жестком спать,
Заигрывать с хозяйскою левреткой.
И если, мяч послав рукою меткой,
Он случай не ухватит за вихор,
Или вмешается в чужой раздор, –
Смеется он, беспечно повторяя:
"Хоть и грозят мне плаха и топор,
Пусть этой службы я не потеряю".

Здесь надо с осторожностью ступать
И обладать прозорливостью редкой:
Плохой удар, неверный шаг и – глядь:
Стоит уже соперник рядом с сеткой.
Плохой игрок дерзит и шутит едко, –
Игре ж вредит излишний разговор,
За ним мяча не разглядишь в упор
И будешь плакать, на себя пеняя.
Хотя моя неловкость мне в укор,
Пусть этой службы я не потеряю.

В игре, друзья, не следует зевать,
Кто проиграл, с последнею монеткой
Расстанется, – захочет отыграть –
Отдаст штаны с камзолом и жакеткой.
Я этот день пометил черной меткой:
Пока к мячу летел во весь опор,
Мне сделали подсечку – с этих пор
Грущу, свои вещички собирая.
И все ж шепчу, судьбе наперекор:
"Пусть этой службы я не потеряю".

Сир, обратите благосклонный взор,
Моей душе несносен приговор,
Я не устану повторять, рыдая:
"Хоть я ленив и на руку не спор,
Пусть этой службы я не потеряю".

НОЧНАЯ ДОЛИНА

Лицо
этой ночи
сухое
как старый
пергамент

Кочевая долина
вогнутая
хрупкая снежная
неподвижна
как высохший
лист

Неудержимое
время
со мной обращается
как
с шелестом шорохом хрустом

ОТСТРАНЕННОСТЬ

Вот вам человек
такой как все

Вот вам душа
отлетевшая
вполне бесстрастное зеркало

Я иногда просыпаюсь
и обретаю себя
и обретаю с собою

редкий дар – он рождается
тихо-тихо рождается

И пожив немного
так незаметно гаснет.

НАСЛАЖДЕНИЕ

Меня лихорадит
от этого
светоносного

Я срываю этот
сладкий день как
поспевающий персик

Настанет
ночь –
меня растерзают сомнения –
лай
затерянный
где-то на пустоши.

РОЖДЕСТВО НА ГУДЗОНЕ

Этот серый коралл,
Этот мореход с перерезанным горлом,
Эта большая река,
Этот ветер в темных пределах.
Этот клинок, любовь моя, этот клинок.
Четыре морехода боролись со всей вселенной,
Со вселенной обломков, вобравших все взгляды,
Со вселенной, которую пешим не обойдешь – нужен конь,
Один, и сто, и тысяча мореходов
Боролись со вселенной отточенных скоростей,
И не вникали в тот факт, что вселенная
Это всего лишь небо.

Одинока вселенная в одиноком небе,
Холмы-наковальни, победа густого бурьяна,
Кишащие муравейники и монеты в грязи.
Одинока вселенная в одиноком небе
И ветер у крайнего домика всякой деревни.

Червь воспевал кошмар колеса,
И зарезанный мореход
Воспевал белые лапы океана-медведя, что стиснут его вот-вот,
И они возносили хвалы,
Хвалы. Небо – пустыня.
Всё равно, всё равно! Хвалы.

Я провел всю ночь на лесах новостроек,
Покрывая свежей кровью штукатурку прожекторов,
Помогая мореходам ставить разорванные паруса,
А теперь я стою с пустыми руками в шелесте устья.
Не важно, что с каждой минутой
Новый ребенок вздымает веточки вен,
И роды змеи, развернувшейся под ветвями,
Успокоят кровожадных любителей наготы.
Важно одно: пустота. Одинока вселенная. Устье.
Не-заря. Бессильная сказка.
Одно только это: устье.
Это мой серый коралл.
Это мое перерезано горло.
Это моя большая река.
Это мой ветер в темных пределах.
Это моей любви заостренный, жестокий клинок!