ЖАЛОБА ПЛЕННИКА

Как воину, что недругом пленён,
Поведать миру, сколь он оскорблён,
Слова для песни – где он их найдёт?
Друзья молчат – и выкуп не внесён.
Позор вассалам, если их патрон
В плену ещё два года проведёт!

Так пусть припомнит каждый мой барон,
Как выкупал я тех, кто взят в полон,
Не различая бедных и господ.
Не осуждаю – сам я осуждён,
Язык упрёков низок и смешон,
Но я в плену – уже который год.

И точно так, как тот, кто умерщвлён,
Попавший в плен – друзей, родных лишён
(Их память только золотом живёт!).
Но им, забывшим рыцарский закон,
Потомки – судьи будущих времён -
За мой позор предъявят грозный счёт!

Любой из них, кто цел и невредим,
Прекрасно знает: недругом моим
Пленён я. Но, живущим без забот,
Им дела нет до бед моих. Как дым
Развеялась их преданность. Пустым
Словам я верю уж который год.

Но вы, кто твёрд и непоколебим,
Кого любил я, кем я был любим,
Ваш сюзерен на помощь вас зовёт!
Кто промолчит – пусть станет мне чужим!
Никто не назовёт меня скупым.
Но я в плену – уже который год...

БАЛЛАДА, СОЧИНЕННАЯ ПРИНЦЕМ
ВО ВРЕМЯ ЕГО ПРЕБЫВАНИЯ В ПЛЕНУ У АНГЛИЧАН

О моей безвременной кончине
По земле французской слух идёт.
Этой вести радуется ныне
Каждый, кто врагом моим слывёт.
Тот, кто был мне другом, – слёзы льёт.
Полон скорби тот, кто был мне верен.
Что ж, не будем истины скрывать.
Всем французам я сказать намерен,
Что не собирался умирать.

Нет, я не скончался на чужбине
От болезней и иных невзгод.
Слава Богу, я здоров. Отныне
Я живу надеждой, что придёт
Мир войне на смену в свой черёд.
Чтобы в моей смерти разуверен
Каждый был во Франции, сказать
Сей же час французам я намерен,
Что не собирался умирать.

Молодость теперь меня покинет
Вряд ли. Пусть свой неустанный счёт
Старость дням моим ведёт. Да сгинет
Власть её, что к смерти нас влечёт.
Пристань смерти далека. Плывёт
Мой корабль, во времени затерян...
Но со мною Божья благодать.
И клянусь вам, хоть мой пыл умерен,
Что не собирался умирать.

Траур по живому соразмерен
С глупостью – пора бы это знать.
Умер? – Вы уверены? – Уверен,
Что не собирался умирать.

БАЛЛАДА О ПАРИЖАНКАХ

Венецианских дам велеречивость
И флорентийских издревле известна.
И свойственная римлянкам болтливость
Учтивостью зовётся повсеместно.
Ломбардок щебетание прелестно.
Испанка говорит – как жемчуг нижет.
Но, если говорить об этом честно,
Болтливей всех – красавицы Парижа.

Приятен говор неаполитанок
И, если здесь сравнение уместно,
Ласкает слух певучий слог гречанок.
Словам на языке у немки тесно.
Венгерки в обращении любезны.
Строптивы каталонки – и они же
Любительницы сплетен. Скажем честно,
Болтливей всех – красавицы Парижа.

Неведома гасконкам молчаливость
(Хотя она была бы им полезна!),
И языка английских сплетниц живость
И жительниц Кале небезызвестна.
В Пикардии слыть говоруньей – лестно.
Род женский многословьем не обижен.
Но, если говорить об этом честно,
Болтливей всех – красавицы Парижа.

О, принц, чья справедливость всем известна,
Любой язык парижской речи тише.
Отдайте ж лавры в первенстве словесном
Болтливости – красавицам Парижа.

БАЛЛАДА НА СТАРОФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ

Где вы, наместники Христовы
В роскошных ризах золотых,
Владыки римского престола,
Хранители даров святых.
Где вы, соблазнов бесовских
Гонители? Вас нет на свете.
И вас, и ваших слуг земных
Унёс, подобно листьям, ветер.

Где императоры златого
Константинополя, где их
Империя? Пустое слово.
Вас нет, цари времён былых.
Господь призвал к себе своих
Вассалов – все пред ним в ответе.
И всех властителей земных
Унёс, подобно листьям, ветер.

Где вы теперь, спрошу я снова,
Вершители судеб земных,
Отважны, строги и суровы,
Где, Франция, владык твоих
Дворцы? Где слава дел благих
Где вы, о короли, ответьте!
И вас, и ваших слуг земных
Унёс, подобно листьям, ветер.

Смиритесь, принц! Удел живых -
Оставить жизнь на этом свете.
О нас потомки скажут: «Их
Унёс, подобно листьям, ветер...»

ЭПИТАФИЯ И РОНДО

Школяр по имени Франсуа Вийон,
Пронзённый Купидоновой стрелой,
Нашёл под этим камнем вечный сон,
И тело его спит в земле сырой.
Друзьям добро при жизни роздал он,

Не обойдя вниманьем никого,
А ныне он в земле захоронён.
Так помолись, прохожий, за него:
Господь, даруй уснувшему покой,

Позволь душе увидеть вечный свет.
Сон смерти благодатен, только нет
Ни зёрнышка в нём радости земной.
Как плод, лишённый мякоти живой,
Лежит в земле обглоданный скелет.

Господь, даруй уснувшему покой.
Смерть вырвала костлявою рукой
Его из суеты земных сует.
Напрасен крик о помощи. Влечет
Глухая смерть всё дальше за собой...
Господь, даруй уснувшему покой.

СОНЕТ

Златые кудри ваши, госпожа, –
Вот узы моей вольности плененья.
Любовь зажгла сердечное волненье,
Ваш взгляд в душе – как лезвие ножа.

Не гаснет пламя, сталь звенит, дрожа,
И прочность уз достойна восхищенья.
Да, вольность пленена. Грозит сожженьем
Огонь – но я люблю вас, вам служа.

Чтоб узы разорвать, чтобы унять
Огонь и от раненья излечиться,
Я не нуждаюсь, госпожа, ни в чём.

Из ваших рук готов я смерть принять,
Любовь мне не позволит защититься?
Снадобьями, огнём или мечом.

КИТОВЫЙ УС

Когда мы отправлялись в дальнее плаванье за китовым
усом, красотки рыдали, боясь Господнего
гнева, так было прежде; на всех дорогах стояли
распятья с деревянным Иисусом, у нас были тогда маркизы
в расшитой кружевами одежде, и был у нас
король, и еще была у нас Пресвятая Дева!
Когда мы отправлялись в дальнее плаванье за китовым
усом, красотки рыдали, боясь Господнего гнева,
так прежде было; у нас были моряки, верившие
в распятого Иисуса, и знатные господа, которым вера
в Бога давно постыла, и был у нас
король, и еще была у нас Пресвятая Дева!
Теперь настали другие времена, и люди живут без
забот, все счастливы тем, что есть, и нет недовольных
вот уже много лет; нет больше ни знатных господ,
ни распятий с деревянным Иисусом, зато есть республика
и президент, и нет китового уса!

* * *

Дверца, дверь, чего ты хочешь?
Спряталась ли за тобою
Девочка, что умерла?
Нет, она жива, жива!
Вот она и улыбнулась,
Чтоб волненье успокоить.
Вот лицо – меж двух дверей –
Или между улиц двух.
Это даже слишком много.
Много ль надо человеку,
Чью судьбу вот-вот догонит
Неизвестности недуг.

АЛЛЕЯ

Вот едет мимо всадник.
Его плеча коснуться
Нельзя. Он обернется, –
Тогда настанет ночь.
Настанет ночь без звезд,
Без облаков и свода.

– И чем тогда предстанет
Все, что зовется небом,
Путь лунного восхода
И шум далекий Солнца?
– Вам подождать придется,
Пока второй такой же
Могущественный всадник
Проедет здесь опять.

ЗЕРКАЛО

Где-то на полпути дайте зеркало ей –
В нем неверная жизнь ускользающих дней,
В нем мерцает звезда, словно сердце в груди:
То так часто стучит, то не бьется почти...

Близок избранных птиц отраженный полет.
Все увидев, она ничего не поймет
И захочет свое отраженье узнать,
Испугавшись. Но смолкнет зеркальная гладь.