На главную страницу

АННА ПАВЛОВА

р. 1958, Ленинград

Филолог-германист, кандидат филологических наук. С 1991 года постоянно живет в Германии. Как пишет сама Павлова, «лингвистикой и переводами продолжаю заниматься в свободное от работы время».


КУРТ ТУХОЛЬСКИ

(1890—1935)

РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ

Я бросил бриться. На лице щетина.
А скоро отрастет и борода.
На то есть очень веская причина
— с тобою мы расстались навсегда
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Как, неужели правда — навсегда?

Была ты одинока. Что за скука!
Я тоже грустен был и одинок.
Тебе раскрыл я душу, подал руку,
Себе оставил только кошелек.
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Мне нечего стыдиться этих строк.

Готовилась ты якобы к турниру
По фехтованью. Я был восхищён.
В обед ты съела мясо и гарниры,
А сколько проглотила макарон!
Эх-ма, да тра-ла-ла,
А я, твой кавалер, был так влюблён!

Ты все смахнула, что в меню стояло,
Жаркое и салаты, все подряд.
Тебе всей ресторанной снеди мало.
Тарелки, плошки громоздились в ряд.
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Я разозлился. Кто же виноват?

Да, на тебя я сильно рассердился.
Взглянул угрюмо. Эдакий урон!
И на тебе в итоге не женился,
Хотя, ей-богу, сильно был влюблен!
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Я был тобой почти что разорён.

Тебя теперь вовек я не забуду,
Но все ж, сама подумай и прости.
Хоть к сердцу мужа путь через желудок,
Мне женский встал желудок на пути!
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Ты жрать горазда, я ж за все плати!

Моя бородка прорастает вяло.
Страдаю. Я по-прежнему влюблён.
Но у меня иная жизнь настала.
Во Франкфурт еду, на аукцион.
Разбито сердце. Как оно устало!
Разбито сердце…
Эдакий урон!


В ВЕЧЕРНИЙ ЧАС, КОГДА ЕЖИ…

Для восьмиголосого мужского хора

В вечерний час, когда ежи
Выходят на охоту,
Так были губки хороши
И глазки у кого-то!
Я полюбил от всей души,
Тебя, Анна-Луиза!

Папаша храбрый твой владел
Худой кобылой сивой.
Он по субботам в хоре пел
И пил с друзьями пиво.
Анна-Луиза!

«Так будешь ты моей иль нет?»-
Я поглядел с укором.
Зарделась ты, как маков цвет,
Уставясь в землю взором.
Анна-Луиза!

Повел тебя на сеновал.
Там ты моею стала.
Спросила, где я воевал,
Спускаясь с сеновала.
Анна-Луиза!

Немецкой женщине война
Важней любовной ласки.
И я развлек тебя сполна,
Рассказывая сказки.
Анна-Луиза!

Я рассказал и про войну,
И про свои награды.
Мой друг, тебя я обманул
Глупейшею бравадой.
Анна-Луиза!

Остатки сена и цветов
Ты отряхнула с юбки,
Остановилась у кустов
И протянула губки.
Анна-Луиза!

Прощай, красавица, навек,
Нам суждено расстаться.
Непостоянный человек,
Я из числа скитальцев.
Анна-Луиза!

Меня ждут Вена, Майнц и Кельн,
Где Рейна ход степенный.
Хоть я любил твою свирель,
И сено, где была постель,
И профиль совершенный.

Анна-Луиза! О, Анна-Луиза!


НЕ ТОТ КОРАБЛЬ…

Не тот корабль. Иль я не тот?
Народ, что трудится сегодня
На палубе или на сходнях,
Все делает наоборот.

Под нами уплывает пол.
Как все бессмысленно и странно!
Болит искусство, точно рана,
Куда бы ты ни шел.

И нет надежды на возврат.
Как ни разыскивай ворота,
Тебя ведет незримый кто-то
Сквозь двери в ад.

Как я завидую тому,
Кто, мыслью жертвуя свободной,
Предался вере благородной,
В ущерб уму.

Конец? Я замер. Кто гребцы,
Поющие под нами в трюме?
Их песни тонут в ветра шуме,
И есть ли время на раздумье?
А пассажиры вроде мумий,
Что за глупцы!


УЛЫБКА МОНЫ ЛИЗЫ

Скрестив пленительные руки,
Ты улыбаешься слегка
И с выраженьем томной скуки
На всех взираешь свысока.

Перед тобою, Мона Лиза,
Всяк замирает, сам не свой.
Мудра? Задумчива? Капризна?
Смеется? Может, надо мной?

Кто видел жизнь, как Лизавета,
И знает, что там, впереди,
Тот улыбнется без ответа
И руки сложит на груди.


СТАРИННАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ

Кому сказать спасибо
— о сердце, подскажи! —
Что мы молчим, как рыбы,
Когда кричать могли бы,
Излить всю боль души?

Быть может, офицеру,
— о, сердце, подскажи! —
Послушному Рейхсверу?
Рубаке, что не в меру
Людишек положил?

Редактору газеты?
— О, сердце, подскажи! —
Что налагает вето
На творчество поэта
И на живую жизнь?

Иль поклониться судьям,
— о сердце, подскажи! —
Что обнищавшим людям
Кутузку вмиг присудят,
Заткнув рот несогласным, —:
«Фемида беспристрастна!»

Таков ее обычай:
Кто стал ее добычей,
Свой кончит век короткий
На нарах за решеткой.
Всех, жаждавших свободы,
Упрятали на годы.

Что ж заслужили судьи?
— О сердце, подскажи! —
Параграф номер энный,
Параграф преотменный,
И деньги, несомненно,
И долгую, сытую, вольную жизнь.


ПЕТЕР ХАММЕРШЛАГ

(1902—1942)

РАЗОРУЖЕНИЕ

Собрались покушать
Семеро мышат.
На макушке ушки,
Хвостики дрожат.

Им вослед семь кисок,
Целый батальон.
Им закон не писан,
Да и где закон?

Мышкам страшно стало.
Говорят: «Кис-кис!
Предлагаем сало,
То есть компромисс!»

Семь голодных кошек
Чавкают, урчат.
Отошло немножко
Сердце у мышат.

Сала было мало.
Кто же виноват?
Кошки после сала
Съели всех мышат.


КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МАЛЕНЬКОГО ЭСКИМОСИКА

Родился сынок у моржа-старика.
Позвали гостей на крестины
И дали ребенку-моржу молока,
Чтоб вырос он крепким мужчиной.

Но мамин сосок не по вкусу мальцу,
Напиток ему не по нраву.
«Тут Северный полюс! И мне не к лицу
Пить теплое, вам на забаву!

Несите мне живо коктейли со льдом,
Напитка хочу ледяного!»
«Сперва молоко, а коктейли потом», —
Сказал ему папа сурово.

Но сын отвечал: «Да мне трижды плевать
На ваши семейные штучки!
Мне только холодный напиток под стать!» —
Что делать с моржом-недоучкой!

И выпил коктейль этот маленький морж
И стал еще суше и мельче,
Теперь на родителей он не похож,
Не морж он, а мелкий тюленчик.

Живет он, от холода вечно дрожа,
В убогом и тесном домишке.
Мечтает тюлень превратиться в моржа.
Моржи его любят не слишком.