АННА ПАВЛОВА
р. 1958, Ленинград
Филолог-германист, кандидат филологических наук. С 1991 года постоянно живет в Германии. Как пишет сама Павлова, «лингвистикой и переводами продолжаю заниматься в свободное от работы время».
КУРТ ТУХОЛЬСКИ
(1890—1935)
РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ
Я бросил бриться. На лице щетина.
А скоро отрастет и борода.
На то есть очень веская причина
— с тобою мы расстались навсегда
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Как, неужели правда — навсегда?
Была ты одинока. Что за скука!
Я тоже грустен был и одинок.
Тебе раскрыл я душу, подал руку,
Себе оставил только кошелек.
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Мне нечего стыдиться этих строк.
Готовилась ты якобы к турниру
По фехтованью. Я был восхищён.
В обед ты съела мясо и гарниры,
А сколько проглотила макарон!
Эх-ма, да тра-ла-ла,
А я, твой кавалер, был так влюблён!
Ты все смахнула, что в меню стояло,
Жаркое и салаты, все подряд.
Тебе всей ресторанной снеди мало.
Тарелки, плошки громоздились в ряд.
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Я разозлился. Кто же виноват?
Да, на тебя я сильно рассердился.
Взглянул угрюмо. Эдакий урон!
И на тебе в итоге не женился,
Хотя, ей-богу, сильно был влюблен!
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Я был тобой почти что разорён.
Тебя теперь вовек я не забуду,
Но все ж, сама подумай и прости.
Хоть к сердцу мужа путь через желудок,
Мне женский встал желудок на пути!
Эх-ма, да тра-ла-ла,
Ты жрать горазда, я ж за все плати!
Моя бородка прорастает вяло.
Страдаю. Я по-прежнему влюблён.
Но у меня иная жизнь настала.
Во Франкфурт еду, на аукцион.
Разбито сердце. Как оно устало!
Разбито сердце…
Эдакий урон!
В ВЕЧЕРНИЙ ЧАС, КОГДА ЕЖИ…
Для восьмиголосого мужского хора
В вечерний час, когда ежи
Выходят на охоту,
Так были губки хороши
И глазки у кого-то!
Я полюбил от всей души,
Тебя, Анна-Луиза!
Папаша храбрый твой владел
Худой кобылой сивой.
Он по субботам в хоре пел
И пил с друзьями пиво.
Анна-Луиза!
«Так будешь ты моей иль нет?»-
Я поглядел с укором.
Зарделась ты, как маков цвет,
Уставясь в землю взором.
Анна-Луиза!
Повел тебя на сеновал.
Там ты моею стала.
Спросила, где я воевал,
Спускаясь с сеновала.
Анна-Луиза!
Немецкой женщине война
Важней любовной ласки.
И я развлек тебя сполна,
Рассказывая сказки.
Анна-Луиза!
Я рассказал и про войну,
И про свои награды.
Мой друг, тебя я обманул
Глупейшею бравадой.
Анна-Луиза!
Остатки сена и цветов
Ты отряхнула с юбки,
Остановилась у кустов
И протянула губки.
Анна-Луиза!
Прощай, красавица, навек,
Нам суждено расстаться.
Непостоянный человек,
Я из числа скитальцев.
Анна-Луиза!
Меня ждут Вена, Майнц и Кельн,
Где Рейна ход степенный.
Хоть я любил твою свирель,
И сено, где была постель,
И профиль совершенный.
Анна-Луиза! О, Анна-Луиза!
НЕ ТОТ КОРАБЛЬ…
Не тот корабль. Иль я не тот?
Народ, что трудится сегодня
На палубе или на сходнях,
Все делает наоборот.
Под нами уплывает пол.
Как все бессмысленно и странно!
Болит искусство, точно рана,
Куда бы ты ни шел.
И нет надежды на возврат.
Как ни разыскивай ворота,
Тебя ведет незримый кто-то
Сквозь двери в ад.
Как я завидую тому,
Кто, мыслью жертвуя свободной,
Предался вере благородной,
В ущерб уму.
Конец? Я замер. Кто гребцы,
Поющие под нами в трюме?
Их песни тонут в ветра шуме,
И есть ли время на раздумье?
А пассажиры вроде мумий,
Что за глупцы!
УЛЫБКА МОНЫ ЛИЗЫ
Скрестив пленительные руки,
Ты улыбаешься слегка
И с выраженьем томной скуки
На всех взираешь свысока.
Перед тобою, Мона Лиза,
Всяк замирает, сам не свой.
Мудра? Задумчива? Капризна?
Смеется? Может, надо мной?
Кто видел жизнь, как Лизавета,
И знает, что там, впереди,
Тот улыбнется без ответа
И руки сложит на груди.
СТАРИННАЯ НАРОДНАЯ ПЕСНЯ
Кому сказать спасибо
— о сердце, подскажи! —
Что мы молчим, как рыбы,
Когда кричать могли бы,
Излить всю боль души?
Быть может, офицеру,
— о, сердце, подскажи! —
Послушному Рейхсверу?
Рубаке, что не в меру
Людишек положил?
Редактору газеты?
— О, сердце, подскажи! —
Что налагает вето
На творчество поэта
И на живую жизнь?
Иль поклониться судьям,
— о сердце, подскажи! —
Что обнищавшим людям
Кутузку вмиг присудят,
Заткнув рот несогласным, —:
«Фемида беспристрастна!»
Таков ее обычай:
Кто стал ее добычей,
Свой кончит век короткий
На нарах за решеткой.
Всех, жаждавших свободы,
Упрятали на годы.
Что ж заслужили судьи?
— О сердце, подскажи! —
Параграф номер энный,
Параграф преотменный,
И деньги, несомненно,
И долгую, сытую, вольную жизнь.
ПЕТЕР ХАММЕРШЛАГ
(1902—1942)
РАЗОРУЖЕНИЕ
Собрались покушать
Семеро мышат.
На макушке ушки,
Хвостики дрожат.
Им вослед семь кисок,
Целый батальон.
Им закон не писан,
Да и где закон?
Мышкам страшно стало.
Говорят: «Кис-кис!
Предлагаем сало,
То есть компромисс!»
Семь голодных кошек
Чавкают, урчат.
Отошло немножко
Сердце у мышат.
Сала было мало.
Кто же виноват?
Кошки после сала
Съели всех мышат.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МАЛЕНЬКОГО ЭСКИМОСИКА
Родился сынок у моржа-старика.
Позвали гостей на крестины
И дали ребенку-моржу молока,
Чтоб вырос он крепким мужчиной.
Но мамин сосок не по вкусу мальцу,
Напиток ему не по нраву.
«Тут Северный полюс! И мне не к лицу
Пить теплое, вам на забаву!
Несите мне живо коктейли со льдом,
Напитка хочу ледяного!»
«Сперва молоко, а коктейли потом», —
Сказал ему папа сурово.
Но сын отвечал: «Да мне трижды плевать
На ваши семейные штучки!
Мне только холодный напиток под стать!» —
Что делать с моржом-недоучкой!
И выпил коктейль этот маленький морж
И стал еще суше и мельче,
Теперь на родителей он не похож,
Не морж он, а мелкий тюленчик.
Живет он, от холода вечно дрожа,
В убогом и тесном домишке.
Мечтает тюлень превратиться в моржа.
Моржи его любят не слишком.