На главную страницу

АЛЕКСЕЙ ПОПОВ

р. 1959, Харьков

Харьковский журналист-политолог, в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов отдавший дань поэтическому переводу. Много времени уделил переложениям из Георга Гейма, «немецкого Рембо» — эти переводы пользуются популярностью и неоднократно перепечатаны. Переводы же из Ауробиндо Гхоша (более известного, грубо говоря, как идеолога терроризма) и его старшего брата выполнены мастерски, дают представление о том, к какой именно поэтической школе тяготели братья (понятно, что к школе Суинберна). Для человечества было бы большой удачей, если бы Ауробиндо Гхош так в своей деятельности и ограничился, скажем, писанием сонетов.


МАНМОХАН ГХОШ

(1869—1924)

ВСАДНИК НА БЕЛОМ КОНЕ

Как потерял тебя,
    Я не пойму.
Ветры неслись, трубя
    И ширя тьму.
Тебя собой укрыв,
Я отражал порыв
    Неумолимый.
Не мог я хоть чуть-чуть
Объятья разомкнуть.
Был многотруден путь,
    Но вместе шли мы.

Я тусклый взор поймал
    (Его ль забуду?)
И, пряча страх, сказал:
    «Здесь камни всюду…»
Ты улыбнулась вдруг —
Усталости и мук
    Не видно стало.
Но буря в вышине
Завыла вновь, и мне,
Дрожа, как в жутком сне,
    Ты руку сжала.

И полетел с полей
    Звериный крик,
И сделался белей
    Любимый лик,
Печально мне легло
На грудь твое чело.
    Но шли мы вместе.
«Смотри!» — сказал сквозь гул
И пристальней взглянул…
И с ужасом вздохнул,
    Застыв на месте.

Там всадник мчал на нас
    Во весь опор.
Тотчас от темных глаз
    Отвел я взор.
Но, несказанно бел,
Беззвучно конь летел
    И окрыленно.
Был в плащ одет ездок,
Был плащ —  времен итог.
И ни Плутон не мог,
    Ни челн Харона

Сравниться с чернотой
    Его плаща.
Я слушал глас глухой,
    Весь трепеща.
«Ведь ей идти невмочь.
Позволь тебе помочь».
    Он наклонился.
Не мог разжать я губ,
А он тебя как труп
Взвалил коню на круп
    И сразу скрылся.

«Вернись, вернись назад!»
    Лишь ветр в ответ.
Стремится слезный взгляд
    Коню вослед.
Мой голос изнемог,
Лишь слабый тает вздох
    Во тьме бездонной.
Стою средь пустоты,
А где исчезла ты —
Лишь черные кусты
    Да ветра стоны.

АУРОБИНДО ГХОШ

(1872—1950)

ТАНЕЦ КОСМОСА
(Танец Кришны, танец Кали)

Два ритма в танце космоса. Всегда
    Нам Кали поступь быстрая слышна.
В ней боли и надежды череда,
    В ней жизнь —  игра, что сладостно страшна,
Миг Посвящения, что так жесток,
    Герой, с которым Смерть сошлась грудь в грудь,
Гимнасий, где с атлетом спорит Рок,
    И жертва —  к счастью одинокий путь,
Страдания, что к Тайнам путь торят,
    Тропинка Истины сквозь сны Времен,
Из склепа Плоти для Души семь врат —
    Все ритм ее включают испокон.
Но что же смеха звонкого не слышно
И в маске счастья не танцует Кришна?

ЗАГАДКА ЧЕЛОВЕКА

О человек — загадки нет темней.
    Сознанию —  инстинкт дает закон,
    Восторг — в науке горя обретен,
И в сердце с хаосом слит эмпирей.

Его незнанье — мудрости мудрей,
    Рассудок рассекает глубь времен,
    Но по грязи плетется к чуду он,
Познав и плоти власть, и мощь идей.

Все силы обретают в нем оплот,
    Стремясь достичь над миром торжества,
Он —  то пигмей, то подлинно велик,
Игра природы, муки божества.
    И полубог, и демон он, и скот,
    Раб и творец судьбы в единый миг.

* * *

В непонятом не молкнет Божий зов.
    И на полях судьбы, где мир уснул,
Шуршащего безмолвия покров
    Лежит, сокрыв немыслимого гул.

Но задрожат лазурные врата,
    И красота вблизи очам видна.
Коснулись рая руки и уста,
    И неземная участь нам дана.

И в нас сияние из горней тьмы,
    Та недостигнутая благодать,
И как наследье обретаем мы
    Мир, чьей бескрайности не передать.

Немыслимое —  новый дней намек,
А смерть сама — бессмертия залог.

ГЕОРГ ГЕЙМ

(1887—1912)

* * *

В постели смятой распластаться сонно…
Заснуть, покуда стынет страсти чад,
Заснуть, пусть несколько минут назад
Звучали крики, шепоты и стоны.

Как сон ее спокоен, как глубок!
Спадают локоны волною зыбкой,
И на губах едва дрожит улыбка,
Как странный белокрылый мотылек.

Но ты глядишь в страну весны, на юг,
Там облачные мчатся каравеллы.
Труба вечерних бурь вдали пропела,
И жадно ловишь ты тяжелый звук.

Кто сдержит, кто скует твое стремленье?
Твоя душа пространству отдана.
Печаль в полях. Печаль в полях одна,
И сердце понимает ветра пенье.

Ужель всегда так будет: пробудиться
И осознать, что счастья снова нет,
И лишь улыбки первой слабый след —
Твоих владений крайняя граница.

Скользящий сумрак был широк и хмур,
И тьма с пустых полей вползла в покой.
И тихо усмехались над тобой
Со шкафчика Психея и Амур.

* * *

Скользящий парус. Сумеречный свет.
Река чернеет, словно глубь колодца.
Закат сгорел, и только бледный след
От всех воспоминаний остается.

Вот отблеск фонаря из челнока
Пал на ладонь твою, слегка дрожа,
И, взмыв вдоль жилок, замер у виска,
Где чутко спит и видит сны душа.

Что ты молчишь? Что ищешь ты во мгле?
Что твои пальцы сжаты и желты?
В сентябрьских туч трагической игре
Ужель умрешь, ужель умрешь и ты?