На главную страницу

АРТЕМ СЕРЕБРЕННИКОВ

р. 1985, Москва

Филолог, защитил кандидатскую диссертацию об испанской прозе XVIII века. Как и практически все люди в возрасте от 12 лет и старше, пробовал писать стихи, но – с уклоном в перевод. Так, в 14-15 лет создал переложение «Слова о полку Игореве» (частично опубликовано в газете «Русский язык» – 1999, № 19), также «наобум» переводил с испанского. В середине 2004 года почувствовал, что пора: занялся переводом всерьез и надолго. Переводит главным образом испанских, французских и английских поэтов, либо никогда ранее не переводившихся на русский язык, либо незаслуженно мало у нас известных. В переводе, по собственному признанию, испытал наибольшее влияние Б. Лившица, В. Парнаха, М. Талова и Е. Витковского.


ФРАНСИСКО ДЕ АЛЬДАНА

(1537 – 1578)

***

Картины не увидишь здесь иной:
Лишь в битву устремленная ватага,
Лишь алая струящаяся влага,
Что в зелени разлита травяной.

Как сладок звук, когда наперебой
Кричат: «Рази, Испания! Сантьяго!»;
Без аромата не ступить и шага –
Горелой серой пахнет этот бой.

Вкус отмирает в пересохшей глотке,
Немеет осязанье, обнаружа
Трофей из пораженных сталью тел:

Костей и плоти рваные ошметки,
Разбитые доспехи… Здесь – для мужа
Единственно желаемый удел!

ЛУИС ДЕ ГОНГОРА

(1561 – 1627)

НА БОЛЕЗНЬ, КОТОРАЯ ПОРАЗИЛА МЕНЯ В САЛАМАНКЕ ТАК, ЧТО МЕНЯ ТРИ ДНЯ СЧИТАЛИ МЕРТВЫМ

Меня оплакал Тормес, слез обилье
Пролив. Уж трижды с Фебом золотым
Промчались кони – я же недвижим,
Меня сковало трупное бессилье.

Потом воскрес я, и во мне Кастилья
Узрела чудо. Лазарем вторым
Я сделался, и буду впредь я чтим
В Кастилии как новый Ласарильо.

Но я ведом хозяином-слепцом,
Жив без души я – ждет меня сожженье
И обращенье в прах перед концом.

О, если б мог в один прекрасный день я
Сравниться с Ласарильо-хитрецом
И отомстить слепцу за униженья!

ФЕЛИКС ОРТЕНСЬО ПАРАВИСИНО

(1580-1633)

К ХУДОЖНИКУ ЭЛЬ ГРЕКО, НАПИСАВШЕМУ МОЙ ПОРТРЕТ

О Грек божественный, уже не диво,
Что ты природу превзошел в картине,
Но диво то, что отступает ныне
И небо перед тем, что боле живо.

На полотне простерло так правдиво
Свое сиянье солнце на притине,
Что ты причастен Божией средине,
Природы властелин трудолюбивый.

Прошу, о состязатель Прометея:
Свет жизни не кради в своем портрете,
В сем образе, во всем со мною схожем.

Душа в смятенье, выбирать не смея,
Хоть двадцать девять лет она на свете,
В каком творенье жить - твоем иль Божьем.

ПЕДРО КАЛЬДЕРОН ДЕ ЛА БАРКА

(1600-1681)

АЛТАРЮ, ГДЕ НАХОДИЛОСЬ ИЗОБРАЖЕНИЕ СВ. ТЕРЕСЫ НА КОРАБЛЕ

Священный, огнепламенный, летучий
Земле алтарь, жар солнцу, небу птица,
Сей звездный Арго, с парусом божница
На небо мчится сквозь ветра и тучи.

Венец Кармеля, неприступной кручи,
Та созерцает, емлет и дивится,
Что трепетно сумела раствориться
В Любви, священном рвенье, вере жгучей.

Воинствуй, церковь! Выступай по суше,
На небо мчись, одолевай пучины,
Испытанному кормчему доверясь.

Окрепни, побеждай, очисти души;
И да поглотят водные глубины
Грех, заблужденье и слепую ересь.

ДИЕГО ДЕ ТОРРЕС ВИЛЬЯРОЭЛЬ

(1694-1770)

САМЫХ ЛЮТЫХ ДУШЕГУБОВ НЕ СЫСКАТЬ ВАМ НА ДОРОГЕ

Слыхал я, как придворные судачат:
"Три тыщи нажил этой синекурой,
Могу и десять, ведь губа не дура".
По ним, не по цыганам розга плачет!

Что хочешь эти жулики припрячут
В согласье полном со своей натурой:
Рвань, мула, плащ - а их дубленой шкуры
Ценою и три куарто не назначат.

По буеракам их искать - пустое;
Зазорно вору жить анахоретом
И счастья своего искать в разбое.

Займитесь лучше нашим высшим светом:
Гнездо давно там свито воровское,
Где сладко жить мошенникам отпетым.

* * *

Прилег у очага небеспричинно,
Куда подальше посылая вьюгу,
И завернулся в драную дерюгу -
Вполне себе оделся благочинно.

В запасе я держу на жерди длинной
Отлично прокопченную свинюгу.
В час голода окажет мне услугу
Она; потом я сытый и невинный.

Чернильницей, гитарой и Евклидом
Я забавляюсь, да еще колодой:
Как заскучаю, карт себе я выдам.

Вот жизнь моя, покой мой и природа;
И не претит мне жить с изгойским видом -
Пускай изгнанье длится год от года.

ХУАН МЕЛЕНДЕС ВАЛЬДЕС

(1754-1817)

НЕСОВЕРШЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК - СВОЕМУ СОВЕРШЕННЕЙШЕМУ ТВОРЦУ

Господь, Кому протекшие столетья -
Что день вчерашний, Сущность Без Начала,
Помилуй, Боже Вечный:
Как тень, я исчезаю быстротечно.
Наполнивший неизреченным Духом
Всё мирозданье, Бесконечный Боже!
Ничтожная частица,
Я жажду благодати причаститься.
В Своей деснице ты покоишь небо,
Опора всей вселенной, Боже Крепкий;
Изменчив и нетвёрд,
В молитве пребываю распростёрт.

Обширное творение вспоивший
Неиссякаемый источник жизни!
Покорно я изрек:
"Небытие для Господа мой век".
Твой мощный разум всё в себя вмещает,
Что было, что придёт, Премудрый Боже.
Взыскую просветленья,
Затерянный во мраке заблужденья.

Воссевший на заоблачном престоле
В сиянье славы, Боже Неизменный,
Твердынею небесной
Мой дух упрочь мятежный, легковесный.
Ты длань простёр к разверзнувшейся бездне -
И звёзды низвергаешь, Всемогущий.
Я, слаб и многогрешен,
Одним Тобою, Господи, утешен.
Небесный птах летит за пропитаньем
К руке Твоей, благодающий Отче;
Дарами надели
Беднейшего насельника земли.
Предвечный, Бесконечный, Крепкий, Сущий,
Премудрый, Всемогущий, Неизменный,
В небесной вышине
Воспомни, Авва Отче, обо мне.

ХУАН ПАБЛО ФОРНЕР

(1756-1793)

К МАДРИДУ

Вот, Коридон, великая столица;
Омыта Мансанарес маловодной,
Она державы сердце судоходной
И Новым Светом управлять стремится.

Здесь благочестью, друг, привольно спится:
Весь в подношениях алтарь доходный,
Святая вера чтится всенародно,
И от крестов на улицах не скрыться.

Коль хочешь убедиться сам в угаре
Народной веры, глянь, как повсеместно
Святые продаются на базаре.

Скажи мне, Коридон: вдруг Царь Небесный
И вовсе не нуждался в этом даре?
Разгадка, мой пастух, мне неизвестна.

НИКОЛЬ БОЗОН

(до 1290 – после 1350)

РЫЦАРЬ ХРИСТОС

Историю извольте послушать, господа,
О рыцаре, чью славу умножили года.
К его любезной даме нагрянула беда;
Он для ее спасенья пошел на смерть тогда.

Известно: эта дама – заблудшая душа.
Но витязь шел на подвиг не сразу, не спеша:
Пускай узнает дама, что, тяжко согреша,
Она в безумье впала, свой разум сокруша.

Ее страданьям долго чинил он попущенье,
Чтоб стало ей понятно греха отягощенье.
Заслышав зов на помощь, он даровал прощенье,
Тем более что даму сгубило обольщенье.

На выручку любимой он выступил в поход,
У всех его сражений победным был исход,
Где силу применял он, где – хитрость и расчет,
Он знал: в конце похода его страданье ждет.

Как был прекрасен рыцарь, отправившись в сраженье!
Какие муки вынес он в самоотверженье!
Повесь в светлице, дама, являя береженье,
Щит рыцаря, на коем герба изображенье –

Серебряное поле, на нем узор червлёный;
Увенчан щит короной, из терния сплетённой;
Четыре ценных знака есть на кайме белёной,
Источник посредине, весь кровью обагрённый!

Был конь высок и крепок, породы знаменитой;
Имел четыре масти, древес четыре вида:
Из кипариса тело, кедровые копыта,
Круп – из маслины, грива – вся пальмою увита.

Шлем рыцаря – кровавых волос его копна,
Доспех чепрачный – кожа, везде рассечена,
Кольчуга – из страданий, вкушенных им сполна,
Сам Бог – его оружье, и тем рука сильна.

Сражен им в поединке пленивший нас с тобой,
Добился он победы, сокрывши образ свой –
Ведь если б враг проведал, с кем занят он борьбой,
То ни за что на свете не вышел бы на бой.

Был витязь хитроумен на страх своим врагам –
Взял у оруженосца по имени Адам
Оружье и доспехи. Их переделав сам,
Доверил облаченье он девичьим рукам.

В покои к этой деве спустился рыцарь властно,
Ведь не было на свете другой такой прекрасной,
Вошел он к деве тихо, беззвучно и безгласно,
Лишь ей единой тайну открывши безопасно.

И рыцаря та дева всего вооружила,
Заемные доспехи из плоти возложила:
Рубаха – не из ваты, видны в ней кровь и жилы;
Налядвенником голень воителю служила;

Для ног сухие мышцы как поножи готовы,
А кости – для доспеха телесного основа,
А кожа – надоспешник, на ощупь – что шелковый,
Для жилок и сосудов прекрасней нет покрова.

Облекшися в доспехи, покинул он покои.
Сразиться жаждет витязь, скорее ищет боя;
И супостат коварный тут выступил из строя,
В противнике своем он не опознал героя.

Завидел враг доспехи, издал он злобный смех;
Христос дал супостату сражаться без помех.
Оружие отбросив, даря врагу успех,
Обрек себя на гибель – и этим спас нас всех.

На дереве повесив доспехи, как трофей,
Сломал ворота рыцарь у вражьих крепостей.
Он даму из темницы освободил, и с ней
Отправился к спасенью кратчайшим из путей.

ЖАН-БАТИСТ ШАССИНЬЕ

(ок.1571– 1635)

* * *

Подумай, смертный: вдруг чужим предстанет взорам
В могильнике твой труп, обглоданный червем,
Лишенный плоти, жил и членов; костяком
Соделаешься ты, всем выжившим укором.

Без тканей, мяса, мышц, небесным приговором
Казненный, ты лежишь, и тлеющим глазком
Навыворот глядишь. Телесный скорбный дом
Стал пропитанием опарышам-обжорам.

Повсюду сеет вонь разорванный живот,
Отрава мерзкая по воздуху плывет,
А нос изъеденный на голове зияет.

Существования познав неполноту,
На Бога уповай, считая за тщету
Все те дела, что нас с тобой не умудряют.

ЖАН-ФРАНСУА САРРАЗЕН

(1614 – 1654)

БАЛЛАДА О СТРАНЕ КОКАНЬ

Счастливым островам не быть воспетым,
Не славил я Элизий никогда
Иль рай, что нам обещан Магометом, –
И дети знают: это ерунда.
Страна Кокань мне ближе, господа;
Нам альманах не врет, я успокою,
Правдиво он знакомит с сей страною.
Но где тот край? Он близко ль, далеко?
Вам по-нормандски истину открою:
Страной Кокань зовутся земли Ко.

Приходит праздник с каждым там рассветом,
Из карнавалов сложены года,
Нет счету куропаткам разогретым,
Гусей печеных целые стада;
Там падают плоды, а не вода
Из облаков дождливою порою,
Там в масле рыбы плавают с икрою,
Там в реках – мед, вино и молоко.
Я поражу вас истиной одною:
Страной Кокань зовутся земли Ко.

И Амадис бы изменил обетам,
Забыл бы Ориану навсегда –
Со знаньем дела говорю об этом,
В стране Кокань девицы хоть куда.
Кому в делах любви пришла нужда,
Тот тешится любовною игрою,
И, насладясь забавою такою,
Двор Карла не оценит высоко.
Турпина-летописца я расстрою –
Страной Кокань зовутся земли Ко.

Принц, я нормандец и клянусь, не скрою:
Трон Ивето оставив за собою,
Германский трон отвергну я легко.
Ведь я считаю правдою святою:
«Страной Кокань зовутся земли Ко».

Кокань – счастливая страна изобилия и безделья во французском фольклоре.
Ко – историческая область в Нормандии, на севере Франции.
Амадис – герой испанского рыцарского романа “Амадис Галльский” (ок. 1508); Ориана – его возлюбленная.
Турпин – герой каролингского эпоса (прототип – реальное историческое лицо, архиепископ Реймса в начале IX века). В Средние века Турпину приписывалась созданная в XII веке полная легенд и поэтических вымыслов «История Карла Великого».
Ивето – местечко в Нормандии, до 1789 г. бывшее суверенным аллодом (уделом), владетели которого до 1555 г. официально носили титул короля. Отсюда пошло выражение «король Ивето» (о звучном, но сугубо декоративном титуле или звании).


АФРА БЕН

(1640-1689)

АМУР ВО ВСЕОРУЖИИ

Амур, взойдя на дивный трон,
Кровавые сердца тиранил,
Им создавал мученья он,
Своей волшебной властью ранил.
Он пламя из твоих очей
Себе похитил для забавы
И страстью из души моей
Он над людьми творил расправу.

Себе он взял мои стенанья,
Твою гордыню возымел,
Мои присвоил он страданья
И твой колчан разящих стрел.
Во всеоружье, божество
Вручает данникам уделы:
Тебе досталось торжество,
Я ж только болью овладела.

АЛЕКСАНДР ПОУП

(1688-1744)

УМИРАЮЩИЙ ЯЗЫЧНИК К СВОЕЙ ДУШЕ

Душа, блуждающее пламя!
Ты согревала мою грудь,
А ныне легкими крылами,
Мой гость, летишь в обратный путь?

Где ты отныне обитаешь,
В краях безрадостных - каких?
Мечась, дрожа, ты умираешь;
Веселье смолкло, смех затих!

УМИРАЮЩИЙ ХРИСТИАНИН К СВОЕЙ ДУШЕ

Искра пламени живого,
Прочь из тленного покрова;
В дивной, резвой круговерти
Чувствуй скорбь и радость смерти!
Не держи ее, природа:
Дай спокойного исхода.

"С нами, - ангелы гласят, -
Ты, сестра, лети назад!"
Чем же я теперь пленен?
Силы тают, замутнен
Взор, слабею, чуть дыша;
Это смерть, моя душа?

Мир отступил; забылись муки;
Рай вижу! Ангельские звуки
Вокруг меня звенят.
Дай крылья! Ввысь! Мне неба мало!
О смерть! Где ныне твое жало?
Твоя победа, ад?..

КЭРОЛАЙН ОЛИФАНТ (МЛАДШАЯ)

(1807-1831)

ПО ПРОЧТЕНИИ БАЙРОНОВА "ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬДА"

Естествоиспытатель душ! Твой челн
По морю Жизни в плаванье пустился
Широкому; и, не обманут им,
Не соблазнен поверхностью его
И пляшущими волнами, нырнул ты,
Чтобы разведать тайные пещеры;
Увидел ты ползучих тварей сонм,
От глаз сокрытых; ты пытался лотом,
Что Разум тебе дал, измерить бездну,
Которой меры нет; в скалистых гротах,
Где Духи дремлют, раковину ты
Нашёл и огласил морские глуби
Печальной песнью, странно несозвучной
Чарующим напевам Гондольера.
В беспечности плывя по лону вод,
Воспели море многие пииты:
Начертят в пене сказочные замки,
Построят на бурунах колоннады
И краски подгустят. Вот сила чар!
Им не единый странник покорился,
Увлекшись переменами, забыв,
Что он живет не во дворце Морганы.
Ты не таков - со дна ты ил взметнул
На самую поверхность, всполошил
Чертог морской царевны, но приюта
Для путника в час бури полуночной
Не указал. Трофеи ты добыл
Со дна цветистого; принес обломки
Людского счастья, Страсти тяжкий груз,
Взял кость с камней слоновую и злато
И пряный клад, что ввек не оценить,
Случайно отломив куски коралла
От грозных рифов, где твой челн разбит.
Дитя морей, из лотоса венок
Случайно ухватил ты проплывавший;
Текучий звук русалочьего пенья
Пленил твой слух; но все же твой рассказ
О зыбях и пучинах повествует,
Он - горечь вод, что душу тяготит.
Несчастный мореход! Ты упустил
Главнейшее из всех чудес подводных.
Разведай ты старательней пещеры,
Увидь, как блещет многоценный Жемчуг
Средь бури в непорочной чистоте,
Ты пел бы радость; с грузом боле ценным,
Чем водоросль с морского камня, ты
Отплыл бы с миром к Островам Блаженных.
Не так в твоих твореньях: видно в них -
Ты в море ищешь бурь, а не Жемчужин.

РИЧАРД ОЛДИНГТОН

(1892-1962)

ФАВН ВПЕРВЫЕ ВИДИТ СНЕГ

Зевс,
Гневливый громовержец,
Тучегонитель, Крона отпрыск!
Молю я, покарай тех ореад,
Что сеют
Студеные пылинки облаков и мглы
На бурые деревья, на жухлую траву
В лугах, где помутнелая вода
Струится меж иссиня-белых
Лоснящихся брегов.
Зевс,
Иль твой дворец небесный развалился,
Коль сыплешь на меня ты
Дробленый мрамор?
Дит и Стикс!
Как топну я копытом,
Туда набьются мглистые пылинки,
И заскольжу я, как на двух резцах…
Глупец я: вот, стою здесь да ропщу,
А убегать пора мне!

ЭПИЛОГ

Che son contenti nel fuoco*.

Мы из тех, кого узрел Данте,
Упоенных любовью в адском пламени,
Победивших всесильный гнев поцелуем;
Мы прошли сквозь такую преисподнюю,
Сквозь такие круги отчаянья и мрака,
Что и Данте не снились;
Скорбям чужды, причастны любви.

*…Те, кто чужд скорбям среди огня ("Божественная комедия", песнь I, строки 118-119, пер. М. Лозинского).

ЛУИ НОТАРИ

(1879 – 1961)

Баркарола

Месяц сияет в ясном просторе…
О монегаски, выйдите в море,
Взявшись за весла и напевая,
От Спина-Санты и до Кап д’Ая!

Край невелик наш – ищем покоя
Там, где раздолье плещет морское.
Нá море тихо, нет здесь ненастья…
Ну-ка, достанем верши и снасти!

Сарги, умбрины, спары, облады,
Черти морские, бопсы, дорады…
Будет погода – рыбы все эти
Посеребрят нам полные сети.

Если ж настанет время мистраля,
Под парусами мчимся мы в дали,
Пусть понесется птицей летучей
Быстрая лодка в пене кипучей!

Месяц сияет в ясном просторе…
О монегаски, выйдите в море,
Взявшись за весла и напевая,
От Спина-Санты и до Кап д’Ая!