На главную страницу

ВАЛЕНТИНА СЕРГЕЕВА

р.1984

Окончила Литературный институт, защитила кандидатскую диссертацию по средневековым английским балладам, – их в основном и переводит, в том числе ранее не переводившиеся на русский язык баллады о Робин Гуде.


АНОНИМ

(XV-XVI вв.)

РОБИН ГУД И СМЕЛЫЙ РЫЦАРЬ

О делах робингудовых вновь донесли
Королю – мол, взывает земля:
Строит козни, злодей, против честных людей,
Против истинных слуг короля.

И собрался тогда королевский совет,
Час за часом сидели подряд,
На лесного стрелка зачесалась рука
У любого, кто горд и богат.

От зари до зари совещались они,
На закате трубили в трубу:
Кто отважен и лют – на бродягу пошлют,
И пускай попытает судьбу.

Вот достойный и верный слуга короля,
Славный воин и богом храним,
То сэр Вильям, и вот его Ричард зовет
И беседует ласково с ним.

«Отыщи-ка в лесу мне того наглеца,
Покажи-ка ослушнику плеть:
Пусть сдается добром, или горько о том
Я заставлю его пожалеть!

Да возьми с собой сотню отборных стрелков,
Не с пустыми руками иди,
Все в блестящей броне, сам– на белом коне,
Как положено, будь впереди».

И ответил сэр Вильям, что на кон готов
Он поставить и душу, и плоть:
«Будь живой иль мертвец, но его во дворец
Я доставлю, свидетель Господь!»

Ровно сотню людей отобрали ему
И – в дорогу в назначенный срок,
В летний солнечный день, только цель – не олень,
А прославленный вольный стрелок.

Маршируют они, все в блестящей броне,
Отражаются в ней небеса,
Не присесть по пути – им скорей бы прийти
В те края, где – леса и леса.

И сказал им сэр Вильям: «Останьтесь пока,
Не снимайте руки с тетивы.
Если будет нужда, я окликну тогда,
И на помощь отправитесь вы.

Покажу Робин Гуду письмо короля,
Коль падет, о пощаде крича, –
Будет бой ни к чему, Робин Гуда возьму
Я тогда без стрелы и меча».

Он по лесу блуждал от зари до зари,
Наконец к Робин Гуду ведут.
Письмена показал, что велели – сказал,
Но ответил ему Робин Гуд:

«Обещают мне милость на волю в обмен,
Пощадят – окруживши стеной!
Угрожают вязать – пусть попробуют взять,
Здесь четырнадцать дюжин со мной!»

Тут сэр Вильям схватился за меч сгоряча,
Но сказал ему Скарлет тотчас:
«Будь немного умней, придержи-ка коней
И не лезь в одиночку на нас!»

Робин Гуд затрубил, на тревожный сигнал
Все стрелки прибежали тотчас,
Но и рыцарь готов, и несутся на зов
Королевские лучники враз.

Вот сэр Вильям для боя расставил людей –
Обмани-ка такую лису! –
Но и Робин отряд живо выстроил в ряд,
И тогда загудело в лесу!

И сгибаются луки, и стрелы летят
Над поляной, над быстрой рекой,
Робин Гуда стрела в тот же миг принесла
Сэру Вильяму вечный покой.

Тем – открыта дорога из вольных лесов,
Тем – известны лесные пути,
Но сражались они, как их жизнь не мани,
От зари до полудня почти.

Наконец отступили стрелки короля,
Поредевшие втрое, поди.
Повернулись бежать, но остался лежать
Робин Гуд со стрелою в груди...

РОБИН ГУД И ЛЕДИ МЭРИЭН

Прекрасна дева Мэриэн
И родом высока,
Она учтива и умна,
Щедра ее рука.

И равных ей еще едва ль
Качала колыбель.
Нет девы краше Мэриэн
Из северных земель.

Не отыскать, чтоб ей под стать,
Кому равна – заря?
Барон и граф ее любви
Искали, только зря.

Один лишь Роберт Хантингтон
Ей люб, о том не лгут,
Почет поправ, для прочих – граф,
Для милой – Робин Гуд.

Их губы встретились в тиши
(О, как бы миг продлить!),
Клялись они труды и дни
Друг с другом разделить.

Но зла к любовникам судьба,
Довольно будет слез,
И скрылся в Шервуд Робин Гуд
И скорбь с собой унес.

Бедняжка Мэриэн в тоске
Бродила день и ночь,
Горят глаза, дрожит слеза,
Никто не мог помочь.

И вот, разлуки не снеся,
В обличии пажа
За Робин Гудом вслед ушла
Из замка госпожа.

У локтя – щит, а за плечом
Колчан и крепкий лук.
Нет ни следа, найти б – куда
Укрылся милый друг.

Но робингудово лицо
Скрывает капюшон,
И, видя воина в лесу,
За меч берется он.

Они рубились час и два,
Нелегок ратный труд,
И вот уж Мэриэн в крови,
И ранен Робин Гуд.

«Постой-ка, храбрый паренек,
Ступай ко мне в отряд,
И будет славный Робин Гуд
Тебе, ей-Богу, рад!»

Но из-под шапочки пажа –
Рассыпалась волна,
И дева дарит поцелуй
Тому, кому верна.

«Твоя возлюбленная здесь,
Тревоги позади!»
И тотчас смелый Робин Гуд
Прижал ее к груди.

Шумит зеленая листва,
Гремит призывно рог,
И Джон на свадебный обед
Оленя приволок.

В тени ветвей, среди цветов
Пирует Робин Гуд,
И все веселые стрелки
За новобрачных пьют.

Уже на бочки счет пошел,
Иным трава – постель.
Не хуже славного борца
Укладывает эль!

Несчетно кубков подняла
Могучая рука,
Все – за здоровье Мэриэн,
Прекрасного цветка!

И долго по лесу летел,
Многоголос, напев:
То песнь о славной Мэриэн,
Прекраснейшей из дев.

И не поместье, не казна –
Отважного стрелка
Кормила меткая стрела
И верная рука.

И так прожили много дней
В согласии они.
О Робине и Мэриэн
Поют и в наши дни.

КАК РОБИН ГУД БЫЛ РЫБАКОМ

Под дубом выпили стрелки
Под дичь хорошего вина
И молвил Робин, что ему
Скучна лесная сторона.

«Рыбак богаче, чем купец,
Он денег может не жалеть.
Я нынче в Скарборо пойду
И выйду в море ставить сеть».

Ему собрали всю казну,
Он снаряжен, и в путь готов,
И пожелали молодцы
Ему погоду и улов.

Одна почтенная вдова
В далеком Скарборо живет,
Что снаряжает рыбаков
И на рассвете в море шлет.

Она на пристани стоит
И провожает корабли.
Пришел к ней смелый Робин Гуд,
Назвался Саймоном из Ли.

Он попросился на постой
И вместе с нею ел и пил,
Он со старухой был учтив,
Как будто с дамой говорил.

И так растрогалась она,
Совсем одна на всей земле,
Что предложила выходить
На самом лучшем корабле.

Подняли якорь – в добрый путь! –
Вот день проходит, и другой.
Все моряки бросают сеть,
А Робин Гуд – крючок пустой.

«Негоден в деле новичок, –
Ворчали все вокруг него, –
Он не получит ни гроша,
Он сам не стоит ничего».

Горюет Робин: «Право, зря
Покинул я лесной удел!
Ведь прежде в Шервудском лесу
Я делал то, что я умел!

А здесь я вовсе не в чести,
Здесь я неопытен и глуп.
Клянусь, что эти гордецы
Не попадут стрелою в дуб!»

Подняли якорь – в добрый путь!
Был день безоблачен и тих,
Но вот, раскинув паруса,
Корабль догоняет их.

«О горе! – крикнул капитан. –
Пиратов нам не побороть,
Мы потеряем весь улов,
Немилосерден к нам Господь!

Пираты нас не пощадят –
В цепях поставят на торгу,
И мы сгнием в чужой земле,
Как камбала на берегу!»

Но молвил смелый Робин Гуд:
«Не бойся, мастер, ничего,
Из тех, кто догоняет нас,
Не пощажу ни одного».

«Эй, придержи-ка свой язык,
Ты только хвастаться мастак!
Тебя я сброшу с корабля,
Ты лишний груз, дурной моряк!»

Ох, разозлился Робин Гуд,
Но только речи – ни к чему,
Схватил он живо длинный лук
И быстро вышел на корму.

«Меня ты к мачте привяжи –
Пока что рано мне плясать.
Со мной мой лук, и повернуть
Не суждено пиратам вспять».

Вот натянулась тетива,
Стрела покинула колчан,
И навзничь рухнул на носу
Рыжеволосый великан.

Звенела грозно тетива,
В дугу сгибался длинный лук,
И скоро сбрасывать тела
Пиратам не хватало рук.

И борт об борт они сошлись,
И все пираты полегли.
Двенадцать тысяч золотых
На корабле у них нашли.

«Моей почтенной госпоже
Я половину отдаю,
А половину – морякам,
Я с ними рядом был в бою».

Сказал суровый капитан:
«Такой дележ, конечно, честь,
Но эти деньги ты добыл,
Так забирай их – все, что есть!»

«Не спорь, рыбак; пора назад –
Играй, волна, плещи, весло!
Построй убежище для тех,
Чьих близких море унесло».

РОБИН ГУД И СКОРНЯК

В графстве Ноттингем жил смелый Артур-э-Бренн,
Был он мастером кожи дубить.
Не спесив и не горд, но и знатный милорд
Не заставит его уступить.

Без опаски он шел через лес, через дол,
Был в бою ноттингемец неплох,
И с дубинкой своей в одиночку он мог
Устоять против трех-четырех.

Под зеленой листвой, неширокой тропой
Он шагал через Шервудский лес
В летний солнечный день, там, где быстрый олень
Меж стволов промелькнул – и исчез.

Где листва зелена, где спокойна река,
Где лисица ныряет в нору,
Повстречался ему на тропе Робин Гуд
И задумал затеять игру.

«Что ты бродишь в лесу, молодец-удалец,
Не в простом – в королевском лесу?
Ни к чему разговор, ты разбойник и вор,
Я башку тебе живо снесу!

Этот лес охраняю, как душу свою,
Ведь недаром сюда я пришел:
Чтобы в солнечный день королевский олень
Не попал к оборванцу на стол!»

«Ты лесничий – ну что ж, если это не ложь,
В одиночку ты время не трать,
Позови-ка друзей, молодцов-удальцов,
И попробуй меня удержать!»

«Нет, ко мне не придут и сигнала не ждут,
Только это отнюдь не беда:
Я тебе в одиночку урок преподам –
Позабудешь дорогу сюда!»

«Не боюсь я меча, – крикнул Артур-э-Бренн.
Мне и стрелы твои – не беда.
Я тебя проучу – по макушке хвачу,
Ты, крикун, замолчишь навсегда!»

«У тебя ни меча, у тебя ни ножа,
И дубинка короче на фут.
Я боюсь одного: не простят мне того
И нечестной игру назовут».

«У меня ни меча, у меня ни ножа –
Восемь футов дубовый стяжок.
Той дубинкой, скажу, я быка уложу,
А тебя и подавно, дружок!»

Застучали дубинки и бой закипел
Летним утром, в десятом часу,
И шумела листва, и клонилась трава,
И звенело в зеленом лесу.

И такая игра продолжалась с утра –
Продолжалась не час и не два.
Ох, тяжел этот труд – и в крови Робин Гуд,
И оружие держит едва.

«Остановимся, друг! – закричал Робин Гуд. –
Надоело дубинкой играть.
И подумай притом, что за выгода в том,
Если будет – костей не собрать?

Оставайся, коль хочешь, в зеленом лесу,
Оставайся как есть, налегке.
Мы не лорду свободой обязаны здесь,
А дубинке и верной руке.

Ты мне имя скажи, без утайки и лжи,
Здесь не будет плохого с тобой».
И ответил скорняк, что пришел он сюда,
Чтобы Робина вызвать на бой.

«А оставь-ка ты, Артур, свое ремесло
Да бери-ка дубовый стяжок.
Чем меня колотить, оставайся служить,
Будешь сыт и не беден, дружок!»

Молвил Артур: «Ну что ж, ты, похоже, не врешь,
По руке – так и впрямь Робин Гуд.
Будем славно дружить, будем весело жить,
Мне, и верно, понравилось тут.

Но скажи, Робин Гуд, здесь ли Маленький Джон,
Он из дома ушел по весне.
Мы с ним крови одной – недалекой родней
Джон Малютка приходится мне».

Робин Гуд затрубил – дрозд крылами забил
И река зашумела сама.
Не замолк еще рог – вышел вольный стрелок,
Появился, как дух из холма.

«Что случилось, скажи, без утайки и лжи,
Ты тревогу трубишь – не отбой.
Вот дубинка в руке да и кровь на виске,
Не беда ли какая с тобой?»

«Погляди-ка, дружок, на того молодца –
Никому не уступит в бою!
Он и драться мастак, он и славный скорняк –
Ловко выделал шкуру мою!»

«Если ты похвалил, кто тебя повалил,
Стало быть, он достоин того.
Я его проучу – по макушке хвачу,
Мы посмотрим сейчас, кто кого!»

Молвил Артур: «Ну что ж, ты, похоже, не врешь
И по-прежнему рад воевать.
Мы с тобою родня, ты взгляни на меня
Иль своих перестал узнавать?»

Джон Малютка взглянул – и дубинку швырнул,
Земляка богатырски обнял,
Ухватил за бока – повалил бы быка,
Только Артур-э-Бренн устоял.

Даже Робин украдкою слезы смахнул –
Все посматривал из-под руки.
И, обнявшись в кругу, на зеленом лугу
Танцевали, как дети, стрелки –

В летний солнечный день, там, где ходит олень,
Там, где злато и герб ни к чему,
Где дубинка и лук, где хватает разлук,
Но и дружба верней потому.

АНОНИМ

(XVI в.)

БАЛЛАДА О ЛОВКОЙ ДЕВИЦЕ

Монашек, гуляя по Эксетер-стрит,
Цивильно одет и как должно побрит,
Увидел девчонку – красотку на вид.
Не прочь порезвиться, немедля девицу
Зовет он с собою в трактир.

«Девица! Болтать на морозе не след.
Прекрасней тебя в мироздании нет!»
Он вытащил живо пригоршню монет,
Шепнув ей на ушко: «Богат я, подружка;
Не прочь получить золотой?».

Девица глядит на сверканье гиней,
Единая дума в головке у ней:
«Один золотой? Поищи-ка дурней!
Сегодня же ночью, ей-богу, не прочь я
Тебя ощипать догола!».

Немедля зарделась румянцем стыда:
«С мужчиной? В трактир? Ни за что, никогда!».
Монаха она разожгла без труда –
В преддверии рая желаньем сгорая,
Он молит ее уступить.

В таверне они заказали вина,
Бутылку легко осушили до дна,
Монашек, решив насладиться сполна,
Девицу ласкает, она же вздыхает
Тайком о его кошельке.

Монах начинает любезную речь:
«Не скинешь ли платье, красавица, с плеч?
Твой облик любого способен увлечь!
От страсти немея, горю как в огне я –
И дам тебе три золотых».

Сказала красавица, враг полумер:
«Учтивую просьбу уважу я, сэр,
Но сами разденьтесь на тот же манер!».
Монах согласился – и с нею пустился,
Раздевшись, по комнате в пляс.

С макушки монаха свалился парик,
Тонзуру красотка увидела вмиг.
«Монах! Да к тому же еще и старик!
Пусть проклята буду – заставлю поблуду
Я женское платье надеть!».

Сказала девица (а щечки горят):
«Такая игра вам знакома навряд!
Позвольте для смеха надеть ваш наряд!».
Надела милашка штаны и рубашку
И стала как франт молодой.

Монахом игривый настрой овладел,
Он платье, и фартук, и чепчик надел,
На сводню похож, что давно не у дел.
Дебелое тело девица умело
Затиснула в узкий корсет.

А после, наскучив интригу плести,
Сказала, что хочет вина принести.
Монах ей спокойно позволил уйти.
Сбежала плутовка, изящно и ловко
Оставив его без гроша!

Тот вскорости понял, что крепко увяз,
Бедняга хозяина крикнул тотчас,
Но нет у монаха ни пенни, helas!
Трудами красотки последние четки
И те потерял, дуралей!

Монаху хоть с горя бросайся в окно.
Хозяин кричит: «Заплати за вино –
Иль платье снимай!» (Будь неладно оно!)
Раздевшись до нитки, отдал все пожитки –
Не видели жальче гримас!

И кто-то сказал из случившихся тут,
Что этот монашек – отъявленный плут,
И вот уж в тюрьму его спешно везут.
Попав в передрягу, молился бедняга,
Но денег, увы, не вернул!..


ДЖОННИ КОК

Пятнадцать лесничих пустились в путь,
Они не свернут назад.
Они поклялись Джонни Кока убить –
Их душам дорога в ад!

Но Джонни Кок проведал о том,
И мать его, вдова.
Недаром одет он сегодня в плащ
Зеленый, как трава.

Он долго шел через лес и дол,
К горам он держал свой путь.
А там притомился Джонни Кок
И лег у ручья отдохнуть.

За ним погоня неслась по пятам,
Боясь со следов сойти.
И старый монах – на беду, на беду! –
Попался им на пути.

«Что видел ты нынче, святой старик?
Ты знаешь эти края».
«Я видел, что смелый Джонни Кок
Лежит на траве у ручья».

Пятнадцать лесничих не зря клялись;
Бегут – аж клубами пар,
Хоть нет среди них такого, чтоб мог,
Как Джонни, держать удар.

Они бегут через лес и дол,
Они бегут со всех ног,
И вот они добрались туда,
Где отдыхал Джонни Кок.

Эй, Джонни, проснись – ей-богу, нельзя
Веру давать врагам!
Спящего Джонни один из них
Ударил мечом по ногам.

«Лесничий, поверь, - даже дикий зверь,
Хоть ночью, хоть среди дня –
И то бы прежде, чем нападать,
Сперва разбудил меня!

Пускай не дрогнет моя рука,
Хоть жить мне часы – не дни.
Пока не свершится святая месть,
Звени, тетива, звени!»

Пятнадцать раз он согнул свой лук
И тетиву спустил.
Пятнадцать лесничих лежат мертвы,
И некому весть отнести.

«Эй, птица, лети на мое окно –
Туда, где вьется лоза.
Пускай моя мать придет сюда
И мне закроет глаза».