СОНЕТ

От брега к брегу и из лесу в лес
Мечусь, мечтой непрочною пронзенный,
Колеблемой траве уподобленный
Или листу, что ветер прочь понес.
Два бога руководят мной с небес:
Один – младенец, зрения лишенный,
Другой – жена, рожденная из пены,
Гульлива, как дельфин, сей водорез.

Несчастлив муж, взрывающий песок
В надежде насадить живой росток.
Но вдвое тот несчастливей, мы знаем,
Кто сердцем кормит полоумну страсть
И за женой идет, отринув власть,
Слепцом ведом, дитятею внушаем.

МОЛИТВА

Молитва – пир церковный, вестников пора,
Дыханья в человецех Бога постоянство,
Сердечно странствие, парабола нутра,
Бурав юдольный и небесный христианства,

Снаряд против Царя, и многогрешных кров,
Копье, пронзающее ребра, гром попятный,
Всея вселенной распадение часов,
Музыки род всей сокрушенной твари внятный,

Любовь и мир, и тишь, и благодати суть,
И выспренняя манна, лик незаурядный,
Всегда отверсто небо, муж вельми нарядный,
И птица райская, и самый млечный путь,

Кровь тайная, и колокол далекозвонкий,
Приятная страна, предмет разсудка тонкий.

ЖИВОТ НАШ СОКРОВЕН ЕСТЬ СО ХРИСТОМ В БОЗЕ (Кол. 3, 3)

Живот имеет вкупе с солнцем путь сугубый,
Как мой о том язык свидетельствует грубый.
Один путь сокровен и вьется в кривизне;
Другой прямый есть путь, используем при дне,
И жизнь его одета в плоть и естество.
Другая жизнь собранна в Том, чье рождество
Открыло мне наказ, который в очесех
Велит хранить того, кто есть на небесех.
Дабы обресть воды пречистой Кладязь свой,
С трудами дня оставлю всякий праздник мой.

АЗ ЕСМЬ

Аз есмь! Однако ж кто изволит знать о том?
Забылись обо мне и верные друзья…
Мне не с кем разделить за горестным столом
Все блюда памяти, все яства забытья,
Все страсти жития суть тени в забытьи;
Но я еще не тень, аз есмь, я в бытии,
 
Со свитою духов повергнут в духоту,
В животный океан, пучину явных снов,
Где нет отрады мне, ни смысла животу,
Где в щепки обращен корабль моих основ;
Ни сердцу тягостно, ни горестно уму,
Как если б я чужой был краху своему.
 
Душа же просится – и зов непостижим –
В страну безстрастную, томится выйти вон
В свидание с Творцом и Господом моим,
В мой колыбельный мир, в неколебимый сон –
Лишь там смогу обресть младенческий покой:
Под головой земля – весь мир над головой.

СТАНСЫ

Вот падающий лист: мгновенье -
И он займет земную пядь.
А вот звезды ночной паденье,
Но столкновенью не бывать.

Пусть выпадет судьба худая,
Но горше жребий гордеца:
Лист утихает, упадая;
Звезды ж паденью нет конца.

ИНТРОНИЗАЦИЯ ЛЮБВИ

Я выделил в особую семью благие Силы:
Вот Истина, горящая в торжественном костре;
Вот Упованье, очи возводящее горе;
Вот Слава, гонящая прочь дыхание могилы;

А вот и Младость, очерки которой сердцу милы,
Что с робким содроганием вздыхает о поре,
О золотистом времени объятий на дворе;
А вот и Жизнь, что расставляет вехи и стропилы.

Любви же трон не сыщешь среди них; он в вышине,
Превыше ветра страстного - привета и прощанья,
Она - в бесстрастной спальне, неприступна и во сне;

Ее предвидит Истина, предмыслит Упованье,
Ей Славы представляется не лишним дарованье,
Ей Младость вечно дорога, и Жизнь сладка вдвойне.

СЛАДОСТНЫЙ ПРИЧАЛ
(новопостриженицы)

Давно желанна мне страна,
Где область вечная весны,
Где пажитей тихи и безмятежны сны,
Где дышит лилий купина.

И я молила Господа, чтоб дал
И мне почтить затишные края,
Где гребни дыбистые не имеют острия
И где безбурен сладостный причал.

ВЕРХОВНЫЙ СОКОЛ
Господу нашему Иисусу Христу

Я утром выхватил любимца утреннего царства -
Светопрестола первенец, мой сокол верховое удальство
Явил, вскрылив над долом и продолжил торжество,
Взнуздав воздушных струй дикарство

В высоком забытьи; и - прочь, долой, домой в пространство,
Сродни изящному фигурнику, явив сродство
Иное - растревожив потайное существо
Мое - своим господством и величием убранства.

Краса нагая, доблесть, воля, и - кураж, паренье, оперенье -
Сплеснулись. Огнь же, о мой вершник, твоего лица
Прекрасней многажды, опасней паче разуменья.

Но удивленья нет. Ведь блещет плуг лишь в мышце тяглеца,
А бледные в предугасаньи угли, о мое раченье,
Лишь чрево расколов, зачервленеются.

ЛОСКУТНАЯ КРАСА

Хвалите Господа за пестротканный мир;
За перепельчатых небес переполосый круг;
За родинки пеструшки, рябиновую рябь,
Опалистую опаль, снегиря мундир;
За разгородь полей - за перелог, плетень и плуг,
За этот разнобой, раздроб и разнокрапь.

Все вещи супротивны, едины и чудны,
У всякой есть начало, и всякой есть конец;
Есть соль и мед, есть тьма и свет, есть всё и ничего;
Красив отец наш, всей красы творец.
Так пойте же его.

ПЫЛАЮТ ЗИМОРОДКИ...

Пылают зимородки, пышут коромысла;
В колодезном упавшие жерле гремят
Каменья; валкие колокола звонят,
Сойдутся с языком - и вновь уйдут отвисло;
Все твари мира, преисполненные смысла,
Промысленны, творят, не зная, что творят
Себя, себя являют и себя себят.
Бесчисленна вся яковость вещей, как числа.

И человек есть делатель и воплотитель
Того, зачем он здесь. Здесь праведника лик
В глазах Всевышнего есть то, что Вседержитель
В нем видит - лик Христа, ибо Христос велик,
Велик и виден в лицах ликов исполнитель;
Отец наш видит нас - он к каждому приник.

<ДОЗВОЛЬ МНЕ, ГОСПОДИ>

Припасть к себе, к своим ногам припасть,
Изжалить себя жалостью из жали
К себе, в печаловании-печали
Дрожащему. Ума отринуть власть,
Уму невидна умная напасть,
Но броситься на поиск изначалий
Отдушия, хотя б и заключали
Мой подвиг скорбь и горестная часть.

Работница-оброчница, к тебе,
Душа моя, свой голос обращает
Вместитель твой: Возрадуйся судьбе;
Пусть вышняя отрада завершает
Твой дольний дом в тщедушной городьбе.
Внезапен свет, который просвещает.

ВОИСТИНУ ТЫ ПРАВЕДЕН ЕСИ

Justus quidem tu es, Domine, si disputem tecum: verumtamen justa loquar ad te: Quare via impiorum prosperatur? &c.
(Иер. 12, 1)

Воистину Ты праведен еси,
Но вправе суд и я свой произнесть:
Доколь путь нечестивых будет цвесть?
Почто на мя не призришь с небеси?
Ведь я не враг Тебе (о, пронеси
Вражду с Тобой), но даже враг не весть
Таких крушений. Бражникам же честь,
И несть пекущихся о телеси
Числа - доколь? Возглянь на берега,
Закупоренны густо купырём,
И виждь, как трепыхает мелюзга
Под ветром; птицы же свивают дом,
Но я ничтоже вью, мой труд - лузга.
Напой же мя, Источниче, дождём.

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ ПОСЛУШНИКА
АЛЬФОНСО РОДРИГЕСА,
подвизавшегося при Обществе Иисуса

От подвига взметнутся славы языки:
Удар, разъявший плоть иль расщепивший щит,
Нам были возгласит и быти сообщит,
На одолетеле оттиснув оттиски.

Отмечен так Христос, за ним мученики
Являют их. Когда же брань дух полошит,
То меч незрим, доспех наружный не крушит
Груди. Те битвы приглушенны, глубоки.

Господь же (гору что и грузный материк
И Землю, и миры созиждит; и не вмиг
Который взращивает лес, но исподволь)
Поспешествует ратнику, хотя бы и безлик
Был внешний день его, хотя бы и постиг
Он, как Альфонсо, лишь придверную юдоль.

ПРИРОДА ЕСТЬ ОГОНЬ ПО ГЕРАКЛИТУ…

Оттасканный за космы облак-фук, за ним растрепы и нечесы
Плывут сверкающей гурьбой с воздушным током в перехлестку.
Сквозь вяз раздужистый на шубу стен, известку
Слетают светосколки и застень-талей косы.
В охотку вскрепший ветер канунной бури взносы
Разносит по странам, пускается в подметку,
Осушку, суховеет жижу с мокредью в сухотку,
Отметки выметая, наследь ногобосу,
Печати наших ног. Неугасим всеядный огнь природы,
Но угасима искра, драгоценнейшее, цельное творенье
В ее костре; угаснет искра-человек и воды
Обступят тьмы его, и сгинут ока во мгновенье
Отметины-насечки. О жалкий жребий! Возмутительней исхода
Нет, как быть (как быть?) насытителем тленья,
Как в морок смерти угодить, в забвенье.
Пожрет нас ширь и время. Но довольно! Есть Воскресенье,
Есть светлый праздник. Прочь же темень, вон томленье.
Мой остов тонущий узрел спасенья
Пречистый луч. Пусть тлеет плоть; пусть мой зубатит труп
Червь-ненажора - его недолог будет зуб.
Однажды прогремит воструб,
И сей же час я воссияю во Христе, и возблещу я вдруг, тотчас
Холоп, дранье, осколье, олух, и пребудущий алмаз -
Аз огранюсь в пребудущий алмаз.

НАЧИТЫВАЯ ЛИСТЬЯ СИВИЛЛЫ

Вельможный, вальяжный, вольготный, еднающий, купольный, полный… вражающий враз
Вечер соделаться силится всюдной ночью всеместной, вседомной, вселонной.
Уже огнецвет, огнетённый к закату, и огнетуск, выспрь воспарённый,
Всё уже, сужают ся. Первые звёзды, вперяют опёрыши-первенцы в нас

Зор, согневающий небо. Земли же живот разрешился, лоскутность же в раз-
Броды бредёт, разбита, развратна. Аз разузнался, аз воспалённый
Развеществился вещей, разъядрился; верно, о сердце, тобой предварённый:
"Вечер над нами, он давит и плавит, близок всенощный что скроет нас час."

Лишь костолистые ветви камчатно на елесвете плетут узора
Елико возможно. Се весть, се предвестье! Пусть жизнь отоспевша долой развивает
Пятнистый, петлистый, мясистый клубок нa два вертЕна; нa два загона, нa два двора

Всё разбредётся и раздвоится, - правда направится, кривда скривится; не забывает
Пусть, из памяти то не упустит, да не запомнит; пусть помнит, что c мерой двойною мира
В дверях, а в задверьи - измысленна, ныне бессмысленна вещь-единица ум надрывает.

УПРАЗДНЕННЫЙ ХАРОН

Пустует ныне Стиксова страна:
Здесь ни души, ни тени, никого,
Кто кликнул бы Харона самого,
Как в старые былые времена.
Отныне бледных камышей стена
Стоит, укрыв паромщика всего,
Что в мёртвой спит ладье и оттого
Добычей ставшей ползкого вьюна.

Всему ж виною тот престранный слух,
Что тело и душа теперь одно,
Что с телом в смерти неразлучен дух;
И что умершему в уста уже давно
Обола не кладут, как у старух
То было искони заведено.

МОЕЙ КОЛЕСНОЙ КРОВАТИ

И ложе пытки, и Прокруста ложе,
Создание из дерева и стали,
Вокруг тебя на всенощной стороже
Стоят, как тень, вседневные Печали;
Свинцовоногие Часы припали
К тебе, как к бесконечному вельможе,
И Ужасы у изголовья тоже.
Когда умру я, что-то будет дале?

Когда тебя отыщут работяги
Средь рухляди торчащую вопросом:
"Какому сей снаряд служил бедняге?"
Сколь буду счастлив я твоим разносом.
И да не будет больше бедолаги
В рабах твоих, раба твоим колёсам.

В ГОРОДЕ

Пришелец, тихий уголок в селе
Оставивший и мира благодать,
По городской ступаю я земле,
Вотще ища здесь Бога увидать.
Торговцы, у которых в кабале
Весь мир, бегут из страха опоздать.
Одно в их лицах можно угадать:
"Да что мне Бог, коль ныне я в седле?"
Что рассказать слепцам? Что всякий злак
Им красен, что Им полон всякий луг,
Что Он ко всем надеющимся благ?
И тут Его почувствовал я вдруг,
Хоть ощутить вполне нельзя никак
Его в мельканье тысяч ног и рук.

ПОРТРЕТ БИЛЛА

Есть отрок юный с лучезарным взором,
Чьи небеса вовек не знали туч,
Чей шаг тяжел, кто строен и могуч,
Кто будто свыше осиян фавором
И красотой, и кто, томим укором,
Как всяк, кто в праздности не столь везуч,
На предержащих удовольствий ключ
Всегда глядит с благоговеньем скорым.

И заведи кто разговор о силе
Иль корне зла, он лишь махнёт в ответ,
Тем говоря: "Ишь, как заговорили!
А мне что так, что эдак дела нет.
Лишь для веселья создан белый свет,
И мне по нраву он". Таков сей Билли.

ФУТБОЛИСТ

Когда б тебя нарисовать я мог,
Мой друг, защитник зоркий у ворот,
Следящий старой камеры полёт,
Всю бронзу рук твоих и крепость ног,
Всю медь лица, волос строптивый клок,
Сопернику, готовому вот-вот
Ворота взять, твой дерзкий укорот,
И твой запал, и пробежавший ток;

Когда б тебя я в красках мог создать,
Твой натиск, выход, пушечный прострел,
Попытку вдруг соперника сдержать
И общее паденье ваших тел,
Прервал бы я мертвящей кисти труд,
Создав тебя, и ожил бы этюд.

* * *

Вишня в белых покровах,
Вся в невидимых лучах,
Ты стоишь одна, встречая
Светлую Седмицу мая.

Из седмидесяти лет
Двудесяти больше нет.
Двадцать лет моей весне -
Много ли осталось мне?

Пять десятков. Краткий срок…
Как мне наглядеться впрок?
Надышаться ли смогу
Вишней, что стоит в снегу?

ПОПЕЧЕНИЯ О ДОМЕ

Устрой мя, Боже, самопрялкою Своей,
Соделай Свой глагол моим веретеном,
Воздвигни копылом движения страстей,
И душу мне содей святым Своим челном,
А мотовилом мой язык поставь служить -
И мною выпрядай намеченную нить.

Устрой меня кросной, пряденья заверша,
И Духом, Господи, в основу внидь засим;
Теперь изделье тки. Как пряжа хороша.
О сколь я счастлив ткацким станом быть Твоим.
Холстину ныне изукрась в небесный цвет,
Цветами райскими на ней умножив свет.

И облеки в те ризы сердца существо,
Рассудок мой и ум, и разуменья суть,
Деяния мои и речи для того,
Чтобы сиянье их восславило мой путь.
Мои одежды да откроют пред Тобой -
Одет я славою Твоею пресвятой.

КАК ДЕТИ МАЛЫЕ ТРЕПЕЩУТ ВСЕЙ ДУШОЮ…

Как дети малые трепещут всей душою
Пред сонною мечтой, и мы подобно им
Пред смертию дрожим, и умно лицезрим
Ея обычно и прескорбной и худою.

Какого рода смерть вообразит герою
Художник препустой или иной кто с ним;
Как кто вообразит, так смерть вообразим
И мы в уме своем: безчестной иль честною.

Воображенья те нам истомляют дух
И движут нас вперед, и так бежит валух,
Волком гоним вперед; дабы узрети внятно,

Нам зренья не дано: но нам возможно стерть
Чужих видений лжу, уразуметь, что смерть
Нежна касанием и обликом приятна.

ШАГИ

Храня тишайшую сторожу,
Безмолвия прейдя межу,
Твои шаги ступают к ложу,
На нем я замертво лежу.

Мое пречистое виденье,
Я помню звук твоих шагов,
Ступавших мне в благословенье
На мой благословенья зов.

Когда же ты приблизишь яства
Своих питательнейших уст,
Чтоб пробудилась к жизни паства
И разом не лишилась чувств,

Сдержи сердечные щедроты,
Не торопи высокий стих;
Я жив предощущеньем ноты,
Твой шаг в душе моей не стих…

ДВЕ ФЛЕЙТЫ

Первая флейта:

От розы омертвелой
Тоска еще сильней;
Мой узник онемелый,
О как вы схожи с ней
Красою облетелой,
Но нет красы сильней…
Вы кажетесь мне схожи
И бархатностью кожи,
И сумраком теней.
Я слышу вас, но всё же
Другой я не забыл,
С которою вы схожи,
Которую любил:
И поцелуи с нею
Я вспоминать не смею.

Вторая флейта:

О, слог цветистый твой;
О, ложь уподоблений!
Любовь - росток живой,
Неприхотливый гений…
Сейчас в глазах твоих
Я вижу нас двоих:
Я пред тобой нагая!
Взгляни в мои глаза -
Пусть катится слеза,
За сердцем убегая!...
Я разведу пожар -
Пусть загорится ложе
И бросит губы в жар,
Нет пагубы дороже…

СТИХОТВОРЕНИЕ

Что ж означают силы эти,
Сужденье, изреченье, знак,
Зачем в тебе немые плети,
Откуда этот полумрак?

Течёт он из ядрёной гущи,
Где и покой, и ералаш,
Где пламена и пеплы сущи,
Что ни возьмёшь, то всё отдашь.

Всего, известно, не охватишь,
Свяжи что есть, восставь забор
Именья вкруг, и ты утратишь
Обзор, но сохранишь призор.

И день, и ночь живёшь в охоте,
Вгрызаешься день ото дня,
День выходной в такой работе -
На выходе из бытия.