На главную страницу

ТАТЬЯНА СТАМОВА

Поэт, переводчик англоязычной и итальянской поэзии, детский писатель, член союза писателей Москвы и Гильдии «Мастера перевода». Родилась и живет в Москве. Окончила Институт иностранных языков (МГПИИЯ). Финалист премии «Мастер» (Дж. Леопарди «Бесконечность»). Автор переводных поэтических книг Эмили Дикинсон («Два заката»), Джакомо Леопарди («Бесконечность»). В переводах Т. Стамовой выходили также лирика Чосера, «Самсон-воитель» Дж. Милтона, первый вариант «Бесплодной земли» Т. С. Элиота (всё в серии «Лит. памятники»); в той же серии в 2017 году вышли поэмы «Прелюдия» Вордсворта и «In Memoriam» Теннисона.


ДЖАКОМО ЛЕОПАРДИ

(1798-1837)

ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЬ САФО

Ночь мирная, и плавно заходящей
Луны безвинный луч, и ты, что всходишь
Над лесом молчаливым горных склонов,
Звезда рассвета – милые виденья,
О, я любила вас, пока не знала
Страстей и рока. Больше не волнует
Мне чувств отчаявшихся сон ваш мягкий.
Теперь другая радость нам знакома:
Когда через открытые пространства
И потрясенные поля несется
Волна пылящая ветров и с громом
Зевс движется в тяжелой колеснице,
Над нами темный рассекая воздух.
Средь туч, вошедших в горы и ущелья
Глубокие, мы бродим. Нам отрадны
Большое бегство стад ошеломленных
И вдоль брегов аккорды
Реки, поднявшей волн взбешенных орды.

Дивен твой плащ, о небо, и прекрасна
Земля в твоих дождях. Несчастной Сафо
Судьба и боги ничего не дали
Из этой красоты. И в бесконечных
Твоих владеньях, о природа, стыну
Любовницей отверженной и гостьей
Непрошеной, и тщетно обращаю
Глаза и сердце к безупречным формам.
Здесь всё не для меня. Не мне кивают
Вершины буков, не со мной смеется
Рассветный луч, и пестрых птиц напевы
Не мне звучат. И там, где гибким ивам
Ручей блестящий мирно подставляет
Прозрачную струю, – там только пену
Шипящую он мне швыряет в ноги
И прочь несется с гиком,
Душистый брег толкая в бегстве диком.

За грех какой, в каком существованье
Я проклята была – что так жестоки
Ко мне и небеса, и лик фортуны?
В чем провинилась в детстве, там, где горя
Не знает жизнь, – что, юности цветенья
Не испытав, печально обернулась
Вокруг веретена надменной Парки
Нить темная судьбы? – Неосторожны
Твои слова. По тайному веленью
Всё, что назначено, свершится. Тайно
Всё в мире. Явна только боль. Для плача,
Презренные, мы рождены. Причину
Спроси у звезд. О нежность, о надежды
Зеленых лет! Не сущностям – подобьям
Ты, Зевс, царить среди людей назначил,
Пустым подобьям. Подвиг, вдохновенье,
Искуснейшая лира –
В одежде нищей не прельщают мира.

Умрем. Хламиду жалкую откинув,
Нагая, устремится в царство теней
Душа – превозмогая беспощадный
Указ судьбы, вслепую раздающей
Обличья нам. А ты, к кому толкала
Меня любовь несчастная и вера,
Упрямая и долгая, попробуй
Прожить счастливо – если только смертным
Дается счастье на земле. Мне не дал
Отведать дивной влаги из сосуда
Скупого Зевс. И как один погибли
Сны и обманы детства. Самый светлый
День нашей жизни исчезает первым.
Подходят старость, и болезнь, и призрак
Холодной смерти. Кончено. Из стольких
Тщеславных снов и сладостных ошибок
Остался Тартар мне, и не отступят
Богини тьмы строптивый
Нрав, злая ночь и берег молчаливый.

ЭМИЛИ БРОНТЁ

(1818-1848)

К ВООБРАЖЕНИЮ

Когда на склоне дня устану
Смотреть, как беды семенят,
Когда в тоску, как камень, кану –
Ты позовешь меня назад.
Я не одна, и мрак не мрак,
Когда зовешь меня вот так.

Так видимости безнадежны –
Что мир незримый люб вдвойне,
Твой мир, где распри невозможны,
Где зло осталось в стороне;
Где не живут ни страх, ни боль –
Где ты, и я, и воля воль.

Ужель терзаться, что кругом
Избыток горя, зла, вины –
Коль в сердце только лишь одном
Так много ясной вышины,
Пронзенной тысячей лучей,
Вовек не ведавшей ночей.

Законы мрачные природы
Рассудок волен осуждать
И сердцу все его невзгоды
Из раза в раз напоминать;
Реальность растоптать вольна
Раскрытые бутоны сна.

Но есть и ты – твои виденья;
Твоя весна встает жива;
Ты жизнь блестящую из тленья
Ведешь, и дивные слова
Мне шепчешь о мирах иных –
Реальных двойниках твоих.

Пусть призрачна твоя услада,
Но ты приходишь в добрый час.
Ты сердцу ждущему награда,
Ты божества блаженный глас;
Ярчайший сон бессонных вежд,
Надежда в мире без надежд.

ДЖЕРАРД МЭНЛИ ХОПКИНС

(1844-1889)

СОКОЛ

                     Господу нашему Христу

Я видел нынче утром фаворита
    Зари, дофина света, пестрой реки героя –
    Сокола, седлавшего ветер. Пространство кроя
Крылом – как ходил на хорде крыла! Как бита
Была высота! Как он скользил в ней – открыто –
    Как конькобежец, шага длину утроя
    На повороте. – Ветер! – Дух мой, от непокоя
Укрытый, взвился. – О мощь! О зоркость зенита!
Дикая красота и доблесть, перо и воздух, свершенье –
    Вместе отныне! И – огонь, что ты высек, в мильоны
Раз прекрасней, столь же опасней, о мой командор!

Что удивляться: плуг – и тот, пройдя все препоны,
    Горит. И голубо-бледные угли в паденье,
Расщепляясь, багровым золотом брызжут изо всех пор.

ЛИКОВАНИЕ В СТРАДУ

Лето к концу; снова в голой красе стогам
Стынуть вокруг; наверху – какие скольженья
Шелковых риз! Растаявшей цепи звенья –
Вихри мучные к каким понеслись берегам?

Иду, сердце, очи горе поднимаю – там,
В полях этой славы сбирать семена спасенья;
И, очи, сердце, где еще, какие виденья
Явственней, благодатней сияли вам?

И облитые небом холмы – день на кобальтовом коне и
Чье плечо, Вседержитель, входит плавно в крутой поток?
Это было здесь прежде, было и не имея
Зрителя; нынче встретиться вышел срок –
И сердце крыльями бьет – вольней, вольнее –
Выбив землю, почти выбив землю из-под слабеющих ног.

ФЕЛИКС РЭНДЭЛ

Феликс Рэндэл, кузнец, так значит все, и я не простился...
Статный, широкий в кости, отлитый надежно,
Таял, таял, словно в бреду, и сперва осторожно –
Четыре тяжких напасти к нему подступались. Бился,

Но сломлен. Всё проклял, потом – помазан – смягчился.
Уж год почти вырастал из старых одёж, но –
Трудно. Я дал ему все, что было возможно.
Боже, прости ему, ежели где оступился.

Так ходишь к больным и душой срастаешься с ними.
Тронешь плечо – и высушишь слезы. Твоими
Слезами тронуто сердце, дитя, бедный Феликс;
    Как льнул ты к слову!

И ранние бурные годы твои как назвать пустыми,
Когда в темной кузне горя, титан меж своими,
Для смурой коняги искро-звонкую гнал обнову!

ПРАВЕДЕН БУДЕШЬ ТЫ, ГОСПОДИ,
если я стану судиться с Тобою; и однако же,
буду говорить с Тобою о правосудии:
почему путь нечестивых благоуспешен,
и все вероломные благоденствуют?
                     (Иеремия, 12, 1)

Если с тобой сужусь я, Боже, – ты
Прав, и однако же, спрошу теперь:
Зачем путь кривды гладок; мне же дверь
Закрыта и горят мои мосты?

Ты прав, и помыслы твои чисты,
Но враг бы столько не принес потерь
Мне, сколько ты. Тот, кто живет, как зверь,
Тебе, мой Бог, нужней, чем красоты

Твоей ревнитель. Глянь, вон брег одет
В зеленое опять, вон кружева
Сплел кербель, ветром походя согрет;

Вон птицы строят – я не строю, нет,
Но – евнух времени – сам жив едва.
Моим корням дай дождь, дай думам свет.