* * *

Царствовал в Спарте тогда Феопомп, любимый богами.
       С ним мы могли наконец силой Мессению взять,
Землю широкопространную, годную к пахоте, к севу -
       Ибо дрались за нее двадцать без малого лет
Те, кого наши отцы величать гордились отцами:
       Крепкие духом мужи, рьяных копейщиков рать!
Лишь на двадцатом году, изобильные нивы оставив,
       В страхе бежали враги прочь с ифомейских вершин.

* * *

Пока вы в поре, чтите дары Муз, облаченных в пурпур,
Пусть радует дев звонкий призыв песнелюбивой лиры.

А я в стороне - щеки мои, гладкие прежде, старость
Повила уже, и седина в черных кудрях пробилась.

Стесняется грудь, тяжко дышать, и нетверды колени -
А некогда в пляс сами неслись резво, как оленята.

Но как ни стенай, как ни крушись, жалобы не помогут:
Единый сужден смертным удел, неодолима старость.

Недаром молве ведома страсть нежно-румяной Эос:
У края земли скрыла она милого сердцу друга,

Но юности цвет не сберегла: в должный черед с годами
Увял и Тифон - дряхлый старик подле жены бессмертной.

* * *

Здесь, в гимнасии Бромия, изнемогая от страсти,
       Просим тебя водрузить третьим коттабом мешок.
Гости один за другим пускай возьмутся за ручки
       Киликов. Мой им совет: прежде чем влагу плеснуть,
Точно прикиньте, сощурившись: сколько отсюда до ложа?
       Смогут остатки вина в цель угодить или нет?

* * *

Гимном на новый манер увенчаю афинского мужа,
       Алкивиада, Клиниева отпрыска.
Это прозванье никак в элегический стих не ложилось:
       Краткому долгий вослед: вот подходящий размер.

* * *

Стало у многих в ходу обо всем без различия спорить,
       Но чтобы спорить с умом - это у них не в ходу.
Людям таким за глаза довольно мудрости древней:
       "Думай, как думал досель - я остаюсь при своем".
Тех, кто взаправду умен, убедишь во мгновение ока,
       Правильно выстроив речь: в радость учение им.

* * *

В мудрости, думаю я, далеко не последнее дело -
       Верно постигнуть, чего стоит любой из людей.

* * *

В гневе, забыв осторожность, случается нам зачастую
       Умысел тайный открыть: это безумья страшней!

* * *

Ножку козленка послав, отдарен ты ныне сторицей:
       Тучное бычье стегно лестно любому принять!
Слава об этом пройдет по Элладе от края до края
       И не исчезнет, доколь песни в Элладе живут.

* * *

Я же, ольха, не достанусь вовек деревенщине-горцу
       Глупому, чтобы ему древком лопаты служить.
Тот, кто строенье стиха изучил и, сил не жалея,
       Знатным рассказчиком стал, пусть получает меня.