*   *   *

Любовь не возгласит: «Ave Maria»,
Любовь не чтит закона или веры,
Любовь слепа, глуха, не знает меры,
Как сердцу, ей присуща аритмия.

Любви любезна власти истерия,
Что холит лишь своих страстей химеры,
Любовь – планета, чей в высотах сферы
Петляет путь извилистее змия.

Любовь собой гордиться не устанет, –
Молитвы, чары отметает смело,
Презрев и страх, что бьет меня и ранит.

Любовь творит злокозненное дело:
Куда я укажу, глядеть не станет,
Но скажет мне всегда: «Я так хотела».

*   *   *

Я сам себя не знаю. Без обмана
Своим считаю другом гибеллина:
Я в Риме чту Колонна и Урсино,
Люблю, чтоб их хвалили непрестанно.

Но гвельфом признает меня Тоскана,
В Романии кумир мой Дзаппетино;
Сын иудея всё ж, не сарацина,
Я христиан не задираю бранно.

Врага иль друга, ближнего иль предка,
Любой закон приму, как птицу клетка:
И есть и пить в честь Нового Завета,

И, Моисею вслед, поститься редко,
И сладко жить во славу Магомета,
Чья вера ниже пояса раздета.

*   *   *

Святые Петр и Павел – зазывалы,
И Моисей, и Аарон – хитрюги,
И Магомет, и Термагант – зверюги,
Ждут, чтоб я к ним прибился в подпевалы.

Мне каждый шлет улыбки да оскалы,
Чтоб верил я то ль богу, то ль ворюге.
Но мне плевать, в шелках или в дерюге –
Я с теми, кто взошел на пьедесталы!

Я гвельф иль гибеллин, бел или черен?
Ни то, ни это. Чтоб их взяли черти!
Я ускользну, увертлив и проворен.

Не мне метаться в этой круговерти:
Пребуду постоянен и упорен
Я с тем, кто победит, до самой смерти.

МЕССЕРУ БОЗОНЕ ДА ГУББИО

Я слезы лью – исторгнутые адом
Души моей, трясут меня рыданья.
Я б заживо сгорел в огне страданья,
Когда б не слезы – гневным водопадом.

Пролейся, хладный ток, над едким чадом
И жаром неизбывного терзанья;
Сношу судьбы я стойко истязанья,
Чтоб не погибнуть под жестоким градом.

Мир христианский, также иудейский,
Восплачет пусть, войдя в скорбей чертоги,
Где принял я от горя вид злодейский.

Ужасны года грозного итоги!
Я размышляю, смысл презрев житейский,
О Божьем гневе и о гневном Боге.

МЕССЕР БОЗОНЕ – МАНОЭЛЛО ДЖУДЕО,
ПО СМЕРТИ ДАНТЕ

Два пламени убиты смертным хладом,
Светила добродетели и знанья;
О том, кто ведал тайны мирозданья,
Скорблю в тоске по истинным усладам.

Восплачь и ты над слов премудрым кладом,
Что ты воспел в восторге обладанья.
О, горе! Разрывают грудь рыданья
О каждом, кто утрат охвачен адом.

Плачь, бедный Маноэлло Иудейский:
Оплачь сих страшных месяцев итоги,
А после мир сей грешный и злодейский.

О всеблагом я размышляю Боге:
Мне сладко верить, прах презрев житейский,
Что Данте ныне в райском бдит чертоге.

ИЗ ЦИКЛА «ЭМИГРАНТЫ ЛУНЫ»

Песнь вторая. «Какова она, луна?»

I

Дни шли, а также ночи, и сильнее
Ярился ветер, и луна вставала
Поздней, и стал огонь гореть беднее,

И свет тушили рано. Наплывала
Мгла на семью, что досыта не ела.
А мать и вовсе хлеба не вкушала.

Все от луны зевали то и дело,
А у нее в глазах мерцали блики,
Сквозь лес ресниц проглядывая смело.

И скоро ребятишек смолкли крики –
Пригрелись. Только младшенький, курносый,
С коленей рвался, как звереныш дикий.

Мать молвила: «Где ж тот светловолосый
Чужак высокий? Он теперь с сумою
Бредет по свету, голый, чай, и босый.

Спросила б я: Не правда ли, зимою
Луна морозит реки? И питает
Холсты и лен своею белизною?

Лед, иней не она ли насылает?
И студит жилы все, до волоконца?
Ведь цвет ее – от снега, что не тает?»

«О, нет! – сказала дочка. – Он от Солнца!»

II

Взглянули все на небо. В самом деле,
Плод лунный, светом солнца набухая,
Сочится им по капле, еле-еле.

Луна – земля далекая, глухая.
А эти пятна? – Горы да лощины,
Утесы, что покрыла пыль сухая...

И старости глубокие морщины.
Она стара, костлява и плешива!
Ни зелени, ни вод, ни даже глины.

Но дочка возразила: «Там красиво.
Я это в книге видела ученой.
Он объяснил мне все. О, что за диво!

Там Море Ясности незамутненной,
Дождей и Облаков. Там царь обманов –
Бурь Океан, где нет воды соленой.

Болото грустных, горестных Туманов,
Залив Росы, что на заре искрится
Меж гордых горных кряжей-великанов.

И Радуги Залив – огнем струится
За аркой арка в звездной круговерти:
Тех радуг бесконечна вереница.

Там Сновидений Озеро, и Смерти.

III

И смерти? Значит, есть там и живые?
«Нет, никого! Кто был там – воротился:
Земля милей, чем звезды огневые».

Нет никого... Но ты всегда нам снился,
Небесный остров, тихое светило.
Ты нынче умер и опять родился!

И в небе солнце стужу победило!
К весеннему спеша преображенью
Кувшинки поднимаются из ила.

И алые деревья к отраженью
Небес склонились в зеркале затона.
А воздух пахнет липами, сиренью.

Под соснами в тени неугомонно
В густой траве нехоженой пылают
Цветочки: львиный зев, глаза дракона...

И ветви на ветру легко вздыхают.
За лесом радостно, нетерпеливо
Колокола нам праздник возвещают.

Но странный звук в ушах дрожит лениво –
Так бьется пульс, тончайший, словно волос,
Или прибой вдали шумит сонливо.

То Моря Ясности неслышный голос.

В АЛЬБОМ

1.
Не только дев, что ели мандрагору,
Встречают в Лимбе, иссушенных страстью,
Там доводилось Данте, Пифагору
И мне бывать... я помню всё, к несчастью!

2.
И что ж? Писать – дивились чтоб народы –
Томов двенадцать? Но мне душно, тесно;
Я так устал! Все брошу – и на воды!
В пути болтать об аде неуместно!

3.
Пусть гонит необузданный мой норов
Меня по свету. Буду жить безумно,
Века сшибать, как шляпки мухоморов,
Людей, эпохи смешивать бездумно.

4.
Быть здесь и там, – тогда, теперь и позже,
(Как я заметил выше или ниже);
Мне вспоминать не хочется до дрожи,
Как был в Аду, вращаться в этой жиже.

5.
«Ты встретил ли в краю теней холодных
Друзей, родных, что по тебе скучают?»
– Там нет родных! В долинах безысходных
Сердечный трепет только изучают!..

6.
Там чувства нет – бездушные пружины
Сжимаются расчетливо и тупо.
Так сломанные движутся машины,
Хоть кажутся мертвей иного трупа.

7.
Там целей нет, – лишь быт, как воздух склепа,
Заржавленный. Там вовсе не бывает
Веков иль дней. Там час за часом слепо
Бьет – будто гвоздь в булыжник забивает.

8.
А есть лишь безымянных цифр скопленья, –
Фатальностью пришпорены жестоко,
Они не знают времени теченья,
Не отмечают устья иль истока.

9.
Злорадствует там вечность над мгновеньем:
Минут (а может, лет) толчется стая,
Где каждая, терзаема сомненьем,
Кружит, сама себя за хвост кусая.

10.
Послушай пульс Иронии тлетворной,
Узнай и сокрушайся бесконечно:
Не сбывшись, сгинет время в бездне черной,
Бесплоден звон, хоть и звонит он вечно!

11.
Бесцельная пружин архитектура –
Трагедия без слов и без актеров,
Насильственная музыка сумбура,
Что жаждет слиться с хором волонтеров.

12.
И спазмы в сей темнице замогильной
Нас сотрясают, будто в шторм салагу, –
Не тошноты, а ярости бессильной.
В них смысла нет, и доступа нет благу.

13.
Познай себя – ведь это испытанье.
Без лишних наслоений и наносов
Свое испробуй самообладанье.
Ну, видишь, кто ты?... никаких вопросов.

14.
Ты звался так иль как-нибудь иначе
Во Времени? Иль имя взял у дедов?
Набрал чужих ли, чтобы стать богаче,
Традиций? Званых ужинов-обедов?

15.
Как с щепки просмоленной, то и дело
С тебя слетают искры тучей злою;
Освободятся ли душа и тело,
Иль суть твоя рассыплется золою?

16.
Лишь пепла и золы, паров и газа
Останется немного? – иль пробьется
Сквозь толщу пепла звездный блеск алмаза,
Заря победы в сумраке займется!...

17.
Но толковать – пусть внемлют мне народы! –
Что я там был? От этой мысли душно.
Я так устал... Все брошу – и на воды.
Болтать в пути об аде – глупо, скучно!

18.
Попутчика хочу – без мысли, чувства,
Чтоб он, не рад ни дружбам, ни романам,
Науки презирая и искусства,
Как памятник молчал, болван болваном!

19.
В предел пространства мне бы устремиться,
Веков и стран измерить неизвестность.
Предел ли? ...На скаку остановиться:
Весь небосвод – лишь глаз моих окрестность.