Проступила на пожнях смолистая грязь,
Ржаво-радужной пленкой подернула мхи.
Сквозь рядно поредевшей листвы серебрясь,
Влажно блещет кора остролистой ольхи.

Задождило надолго; повсюду вода;
Небо, словно бельмо, тяжело и мертво.
Человеку – безрадостно, зверю – беда,
Лес как вымер, нигде не видать никого.

Присмирели насельники здешней реки,
И озерный народ головами поник:
Взматеревшие за лето кряквы, чирки
Все по крепям забились, в дремучий тростник.

Только ты, мой приятель, скучаешь в дому:
Опостыло тепло, не сидится в избе...
По лесам и болотам бродить одному
В эту бледную непогодь любо тебе.

Любо скрадывать рябчиков в чаще сырой,
Крепкогубых линей на бучиле стеречь,
Посреди краснолесья заслышать порой
Глухариную косноязычную речь.

Любо встречную ветку рукой отвести,
Наклонившись, юркнуть сквозь перловый каскад,
Дать условленный выстрел под вечер, к шести,
Разбудив невзначай многократный раскат.

Ты не зря непокоем людским наделен,
Не напрасно ты чуешь охотничий зуд:
Служит кровлей тебе дождевой небосклон
И ясак драгоценный трущобы несут.

Кто сумеет отнять, кто посмеет украсть
Этот мир, что вмещен в человеческий взгляд,
Эту страстную кровь, эту кровную страсть,
Зарожденную тысячелетья назад?

Горбоносый, сутулый, с двустволкой в руке,
Перед ливнем и ветром не пряча лица,
Без пути и дорог, наобум, налегке,
Ты шагаешь под ловчим созвездьем Стрельца.

Ты владыка растений, хозяин камней,
Повелитель и пестун лесного зверья;
Всё, что есть на земле, что схоронено в ней, –
Заповедная вотчина, доля твоя.