День ото дня, час от часу тяжеле
Становятся деревья. День за днем
Растут дубы, грубеет сила елей
И крепнет кедр на камне ледяном.

В глухих горах, среди орлиной мощи,
Где в тучах зреет дождевой улов,
Раскинулись нетронутые рощи,
Живое море листьев и стволов.

Безмолвное святилище. Зеленый,
Воздвигнутый среди роскошных трав
Обширный храм, где жирные колонны
Поддерживают общий архитрав.

Не ведая в твердыне запустенья,
Каким богам они посвящены,
Здесь достигают гордые растенья
Предельной высоты и толщины.

Здесь первенцы разборчивой природы,
Отверженные пасынки земли,
Бесплодный хвощ и мох белобородый
Последнее убежище нашли.

Убежище от солнца и метелей,
Тенистый рай у снеговой черты,
Где с каждым днем становится тяжеле
Земля, образовавшая хребты.

Где с каждым днем становится угрюмей
Страна хребтов, где с каждым новым днем
Стареет храм растений и раздумий,
И тайный бог, что обитает в нем,

Закрыв глаза, смакует воздух дикий
И, позабыв о листьях и цветах,
В непроходимых джунглях ежевики
Блаженно спит с улыбкой на устах.

Он сладко спит, не чувствуя, не зная,
Что сны осуществились наяву.
Вокруг него кружится жизнь лесная,
Ползут ужи, олени мнут траву,

Стоит козел среди суровой чащи,
И над журчаньем серного ключа,
Над рощами, как метеор блестящий,
Пернатый сброд проносится, крича.

Седой кабан, производитель вдовый,
Скучающий среди лесных дорог,
Легко несет свой торс многопудовый
В кустарники, где почивает бог.

Живой бурдюк, налитый желчной кровью,
Нечаянно забредший в райский сад,
Он медленно подходит к изголовью
И нюхает... Потом назад, назад!

Зажмурившись, он добежал до края
Сухой скалы и вырос на ветру.
А там, внизу, коварно замирая,
Ведет поток азартную игру.

Вода течет, меняет чет на нечет,
Волнуется и – подытожив счет,
Дубовые колодцы рвет и мечет
И камешки вдоль берегов влечет.

И презирая мстительность ущелий,
Наполненный костлявой лебедой,
Безумный мост, как дикие качели,
Зажмурившись, метнулся над водой.

В последний раз сошлись у переправы
На братский пир волшебные костры,
Чадят котлы, дымок взлетает бравый,
Как юбки, развеваются шатры.

Куда ни глянь – загадочные дали
Ныряют в тишину и темноту...
И табор спит. Египтяне устали,
Им больше кочевать невмоготу.

Глотая дым, лаская камень старый,
Они лежат на берегу реки.
Едва бубнят поджарые гитары,
И кипяток пускает пузырьки.

Невдалеке от этого привала
Я прикорнул на связке тростника.
Я бодрствовал. Меня обуревала
Надменная цыганская тоска.

В расселинах молчит ночная влага
И падает по капле с высоты.
Передо мной, как смятая бумага,
Лежат непримиримые хребты.

Здесь я скитался, ревностью казнимый,
Но страсть моя брела за мной везде.
Во всех ручьях я видел образ мнимый,
Повторенный в безжалостной воде.

Мой каждый стон удваивался эхом,
И, сонное достоинство храня,
Ехидный лес немилосердным смехом,
Как нищего, преследовал меня.

В разгаре дня, когда потели горы
И зной гудел на сотни голосов,
Я видел встречу Фауны и Флоры
На рубеже оврагов и лесов.

Я созерцал столетнее молчанье
Лесных озер, я слушал птичий гам
И ликованье, блеянье, мычанье
Оленьих стад, бегущих по холмам.

Но я устал в единоборстве праздном
С самим собой. Дорога тяжела.
Она меня путем винтообразным
На самую вершину привела.

Там я упал, и ночь меня застала,
Свевая пыль на мой убогий кров,
Где я в слезах лежал у пьедестала,
Пред алтарем обугленных хребтов.

Скудеет жизнь, и сердце увядает,
Молчат хребты, деревья пьют росу,
И в полусне я слышу, как блуждает
Невидимая музыка в лесу.

Вот замерла, вот зазвучала снова,
Играя в прятки с грузной тишиной...
Как при нажатьи яблока глазного,
Вселенная двоится предо мной.

Пускай хребты не удостоят взглядом,
Пускай в костре остывшая зола, –
Я песню ждал – она со мною рядом,
Я ждал зарю – так вот она пришла!

И лучшего душа моя не знала,
Взлетевшая с орлами наравне,
Чем эти звуки Интернацьонала,
Сквозь бурелом дошедшие ко мне.

А музыка светлеет понемногу,
Смеется, плачет, за руку берет,
Выводит на проезжую дорогу,
Зовет меня, и я иду вперед.

Там копошатся рваные палатки,
Рыдают ивы, прыгает трава,
И женский голос, молодой и сладкий,
Выводит незабвенные слова.

Она поет, и солнцем разогретый
Дымится луг, и с четырех сторон,
Как молнией, как световой ракетой,
Весь окоем мгновенно озарен.

Кричат дрозды, о чем не знают сами,
В седых морях бесчинствует вода,
Плывут суда под всеми парусами,
И, как пшеница, всходят города.

Охотники выслеживают зверя,
Под облаками самолет снует...
Я вновь люблю, всему по-детски веря,
И слушаю, как женщина поет.

И надо мной орлиными кругами,
Невнятные обыденной мечте,
Увенчанные вечными снегами,
Парят хребты в небесной пустоте.