Она стоит всё там же, где стояла,
Затерянная посреди тайги.
Густое торфяное одеяло
Глушит неосторожные шаги.

Развесив лапы над землей пахучей,
Косматых елей темные шатры
Оберегли ее на всякий случай
До лучших пор, до нынешней поры.

Залетная лазоревая птица
Расщебеталась ото всей души,
И тень моя, скользя со мной, ложится
На шелковые стрелки черемши.

Нога во мхах по щиколотку вязнет,
И сладкой схваткой сердце сведено,
Когда опять его хмелит и дразнит
Лесное приворотное вино.

От можжевела тянет хмарью тонкой,
Медовым дымом дышит зверобой,
Меж диких трав, мерцая сизой пленкой,
Просыпан гонобобель голубой.

На заросли душистой облепихи,
На каждый куст, на каждый стебелек,
Едва лучась, торжественный и тихий,
Небесный отсвет благодатно лег.

Исполненное радостного смысла,
Мгновение остановило бег.
В последний раз качнулось коромысло
Весов Судьбы, чтоб закоснеть навек.

И хижина, сколоченная грубо,
Стоит, не потая передо мной
Ни кругляков бревенчатого сруба,
Ни лебеды на кровле земляной.

Как позабытый бред, как морок давний,
В последний раз мне явлены теперь
Крест-накрест заколоченные ставни,
Щелистая рассохшаяся дверь.

И некуда от наважденья деться,
Лишь только бы не знать разлуки впредь,
Мне б только надышаться, наглядеться
И, жизнью захлебнувшись, – умереть.