То не тучи полдень обложили,
Не Урал-гора к морю подступила,
Не дремучий бор стеною вырос
По-над поймой Волги многоводной, –
То на ранней зорьке петушиной
Выходили в поле несметные рати,
Несметные рати счастье-волюшку брати.

На поле сам царь-батюшка пресветлый,
Государь Петр Федорович Третий.
В золотом зипуне изумрудном,
В папахе бобровой с верхом собольим,
В сафьяновых алых сапожках,
Обочь – аксамитовая лента,
Оплечь – казацкая сабля.
Он конем буланым править изволит,
Горячит его плетью шелковой,
Без пути-дороги степью гонит.
Праворуч – Салават-башкирин,
Леворуч – Батырбек-татарин,
А еще – генералы, адмиралы,
А еще – атаманы, есаулы,
Все полковники, подполковники,
Государеву делу помощники,
Государеву слову послушники,
Государеву горю печальники.

Поглядел царь-батюшка пресветлый,
Таково поглядел из-под ладони
На четыре на стороны света:
Впереди – ковыльное раздолье,
Чернобыл волновой, чабрец луговой,
А еще – далекие туманы,
А еще – высокие могилы.
Позади дружина боевая,
Ратный люд и конный и пеший,
Кто обут, кто босой, кто с клинком, кто с косой,
Кто с пищалью-ружьем, кто с дрекольем-дубьем,
А и кто при таранах длиннорылых,
А и кто при тугих самострелах,
Казаки в седле, мужики на земле,
Как кому от рожденья положено.
Поглядел царь-батюшка пресветлый
На свое неисчислимое войско,
Таково поглядел и слово молвил:

– Гей вы, детушки, вы, ребятушки,
Чернокостный род, аржаная кровь,
Мастеровщина да поденщина,
Пастухи, звероловы да пахари,
Всему миру Божьему работники,
Всей громаде кормильцы-добытчики!
В чисто поле вы не силком пошли,
Не принудьем, не подневольем,
А своим желаньем-охотой,
А своей несносной досадой,
Стародавней обидой нестерпимой.

И за то я вас жалую навечно
Всей родимой землей святорусской,
Со удобями, неудобями,
Со горами-долинами, холмами-равнинами,
Со степями, лугами да пашнями,
А еще – лесами дремучими,
А еще – водами текучими,
Ловом рыбным, гоном звериным,
Пчельной бортью, птичьим гнездовьем,
Ягодой, грибом да орехом.

А еще я вас жалую солью,
Красной медью, белым железом,
Кожей, копытом и рогом,
Лыком, льном и пенькою,
Шерстью овечьей, щетиной кабаньей
И хозяйством беспошлинным, безданным.

Жалую вас древним благочестьем,
Верой дедовской да прадедовской,
Бородою, знаменьем двуперстным
И пречистым крестом осьмиконечным.

А еще я вас жалую волей,
Нерушимой до скончанья света,
Безбоярщиной, бездворянщиной,
Бездворянщиной, безгосподщиной,
Жалую законом и правдой,
А закон один – как счастливым быть,
А правда одна – как веселым быть.
Живите, девушки, невозбранно,
Поживайте, ребятушки, прохладно,
Живите-поживайте, добра наживайте,
Добра наживайте, меня поминайте!

– А скажи-ка нам, царь-батюшка пресветлый,
Всё отдал ты черному народу,
Что ни есть, ничего не жалея,
Раздарил горюну-трудоимцу, –
Что же ты слугам своим оставил,
Генералам да адмиралам,
Атаманам да есаулам,
Полковникам, подполковникам,
Помощникам, послушникам, печальникам?
И ответь нам, царь-батюшка пресветлый,
Что же ты самому себе оставил,
Чем себя порадуешь, потешишь?

– Не забыл я слуг своих верных,
Не забыл, не обделил наградой.
Я степного им орла оставляю,
Круглоглазого беркута степного,
Крылья в две сажени размахом,
Клюв горбатый, ухватистые когти.
Как они орла того изловят,
Спутают саженные крылья,
Зануздают клюв и выколют очи,
Отнесут орла царице-паскуде,
Тут им немка золота отсыплет
Безо всякой меры и счета,
А не хватит – столько же добавит.

И себя не обошел я, не обидел,
Я оставил себе колесо на столбе,
Да просторную клетку железную,
Да тяжелую колоду дубовую,
Да умелого мастера заплечного.
Рубаха-то на нем кумачовая,
Ремешком наборным подпоясана,
Шаровары на нем канифасовые,
В голенища смолёные заправлены.
Он по месту по лобному похаживает,
Русы кудри рукой охорашивает,
На топор исподлобья поглядывает,
Лезвие легонько поглаживает.