На главную страницу

ГАЛИНА КЛИМОВА

р. 1947, Москва

В 1972 году закончила географо-биологический факультет Московского государственного педагогического института имени В.И. Ленина, в 1990 - Литературный институт имени А.М. Горького, где училась на факультете поэзии, в семинаре Евг. Винокурова. Книги стихотворений - "До востребования" (1994), "Прямая речь" (1998), "Почерк воздуха" (2002), "Имена любви" (2002), "Автограф волны" (2002), "Север - Юг" (2005)


КОНСТАНТЫ ИЛЬДЕФОНС ГАЛЧИНСКИЙ

(1905-1953)

ВСТРЕЧА С МАТЕРЬЮ

1.

Она мне первой показала месяц
и первый снег на елках,
и первый дождь.

Я был тогда, как мелкая ракушка,
а платье черное на ней, как море Черное, шумело.

Ночь.

Коптил фитиль, горела лампа.
В ушах комариный звон.
Ты, может, на небе, мама,
ты - звезды и весь небосклон?

Или парус на синей глади?
Или волна, что берег лепила?
Ты, может, мои со стихами тетради
посыпала горсткою звездной пыли?

Ты, может, полуденная жара,
мазурка пчел в золотой летней зале?
Я нашел в камышах вчера
шпильку для волос. Не твоя ли?


2.

Черноольшаник на черной воде
сыплет в трясину пыльцой и трухой.
Ветер, эй, что дудел на дуде,
звезды задул над каждой ольхой.

Мышка лесную мерила тропку,
как Млечный путь - летучая мышь.
Ветер смолк. Серебристую трубку
месяц разжег во всю тьму и тишь.

В искрах и блестках, и в канители
желуди, ветки и тучи над лугом, -
мир как бы стал серебристой елью,
серебристым - с песнями - буком.

3.

Листья тонко задрожали,
птахи в тон им подражали,
солнце выйдет выше всех,
сердце тает, точно снег.

Листьям жить и опадать,
птахам вечно не летать,
солнцу меркнуть и сиять,
сердцу - и звезда, и скрипки.

4.

Коробка елочных свечек где-то
во тьме буфета, где всякие вещи,
наткнешься - и мысли про то, про это
так сдавят сердце, что сами от боли трепещут.

Мама покупала эти свечки мне.
В дреме они. Спят в потайном огне.

Ты их зажги, и хоть огонек так мал,
смотри же, смотри, что бывает на свете:
засветится милый лица овал…
Мама палец поднимет. Утихнет ветер.

Целуй же и руки, и мамины косы,
на нежных щеках ее снежную россыпь
с хрустом, как в детстве любимые сласти.

А все светила, что мерцали, как очи,
закрой в чемодане. Открой ночью,
когда повстречаешь в дороге несчастье.

5.

Лето в лесу. Темень в еловой чаще.
Заячья капуста. Шалфей.
Хмурится небо. Птица глаз таращит.
В травах гуденье шмелей.

Желтые, белые бабочки - листок за листком.
Пора тишины и света.
И там, за песчаным за тем бугорком,
там тоже лето.

Небо, как малый город в большой праздник,
глазеет звездами окон,
ты знаешь, на свете много звезд разных,
но больше всего синеоких.

А там в углу, в квартире с балконом,
одно окно с цветком червоным,
другое окно с цветком другим…

там ты живешь. И глотаешь дым,
шевеля угли. Считаешь беды.
И так долго ждешь меня к обеду.

6.

К тебе иду. В твой мир зеленый.
В твои ветра. В твой белый снег.
В твой необъятный свет для всех,
где все сезоны - на ладони
и все трояк силезский пляшут,
аж пыль столбом, аж вздрогнет воз,
и вепрь проскачет по болоту,
олень средь бела дня подрос,
как все визжат, руками машут,
что звезды сыплются с берез.

А скрипка осени разбита,
поет, безрадостная птица,
зима бела, как ты, а лето
как ? золотая рукавица,
ее в саду оставил Ян,
Ян Кохановский, тот, кто ложкой
лишь стукнет, ? и запляшут сферы,
и небо вмиг пустилось в пляс,
в нем голубые кружат перья,
волк задрожит, и леса бас,
как у Шекспира, у Гомера.

А в лунном серебре озер
дельфин прислушался, осетр
вдруг вынырнул, забыв свой опыт.
В лесу - косуль пугливый топот.
И от костров рыбацких дым,
там жарится плотва, кипит работа,
все, как у Яна. Вместе с ним
моя здесь бросит якорь нота.
Здесь музы все, как на парад,
все рифмы, ритмы и бемоли,
и месяц, мой несчастный брат,
на телеграфных проводах,
повис и корчится от боли.
Сапог упал... Но ликом светлый,
умом не блещет, не искрит.
Его шнурок огромной петлей
вплетен в мой стих, в мой манускрипт.

ДЕВУШКА С ЦЕНТРАЛЬНОГО СКЛАДА
МУЗЫКАЛЬНЫХ ИНСТРУМЕНТОВ

Я пришел, как условились, рано.
Мне сказали, что ты в отделе... В каком?
- Фортепьяно.
- А где эти фортепьяно? - я спросил у какой-то пани.
- Зал номер три, первый этаж. -
Еду. Там тебя нет. Лишь за стеклом пейзаж:
река и мост с фонарями.

- Может, она отошла в отдел арф, -
сказал горбатый лифтер и поправил шарф. -
Восьмой этаж, зал двадцать два.

Хвостом павлиньим в лифте рассыпался мой букет.
Стучу. Звоню. В отделе арф никого нет.
За окном зоопарк, попугаи раскачиваются едва.

Вскоре пробило полдень, а я всё один,
и пришлось мне тащиться в отдел окарин,
потом к саксофонам,
трех подружек твоих оторвав от дела;

потом к барабанам,
от стены к стене в шагах не уверен,
даже в отделе волшебных флейт
искать был намерен,
но тут мне сказали, не строй из себя Моцaрта,
такого тут нет отдела.

В четырнадцать ноль-ноль без сил,
совсем лабиринт музыкальный меня подкосил,
наездился я вверх-вниз, даже страшно.

Букет мой убрали. И без церемоний
лифтер вдогонку ворчал:
- Пройдите в отдел фисгармоний,
там она, ее стол у окна,
и оттуда видны - тучи, вороны и башни.

Спустился еще на этаж. В седьмом зале
фисгармонии друг за другом стояли
длинным рядом, лицом ко мне,

только следов твоих нет нигде, ни высоко, ни низко,
я - к окну, а за окном, так близко -
памятник короля на боевом коне.

Всё, как в комической опере, невпопад,
может, ты сквозь пол провалилась в пути?

Я уже весь обыскал Центральный склад,
но тебя не могу найти.