На главную страницу

СЕРГЕЙ БУНТМАН

р. 1956

Еще один известный всей Москве человек: работает на радиостанции “Эхо Москвы”, причем входит в число самых популярных ведуших. Занятиям поэтическим переводом это, разумеется, мешает основательно. Однако переводы Бунтмана печатались и высоко ценились издателями еще в начале 80-х, переводил Бунтман только с оригинала – с английского и с французского – и до сих пор опубликовал, кажется, далеко не все, что сделал.



ЖАН ФРУАССАР

(1337–1410/1414)

ДВА РОНДО

1

Любовь, Любовь, что делаешь со мною?
Ни в ком, ни в чем опоры не найду,
И твой секрет никак я не раскрою –
Любовь, Любовь, что делаешь со мною?

Скажи: мечтой, молчанием, мольбою –
Чем обрету я счастье, чем – беду?
Любовь, Любовь, что делаешь со мною?

2

Что о Любви сказать? Я взят в полон
Коварством милых глаз, а не словами.
Мне Дама говорит: "Подите вон!"
Что о Любви сказать? Я взят в полон
Коварством милых глаз, а не словами.

Но взгляд ее мне говорит: "Прощен
Ты будешь днесь", – меня объемлет пламя.
Что о Любви сказать? Я взят в полон
Коварством милых глаз, а не словами.

ЖАН МЕШИНО

(1420–1491)

РОНДО НЕМЫХ

Кто должен говорить, молчит;
У истины преглупый вид,
И день забыт,
Когда благие были правы.
Добру позор, пороку слава;
Такие нравы,
Сеньоры, ваш позорят щит.

Кто льстил великим, ныне сыт,
Богат, и славою покрыт,
И знаменит.
Как на него найти управу?
Кто должен говорить, молчит.

Нагими матерь нас родит,
Но к нам Господь благоволит,
Весь мир открыт
Его очам, поверьте, право!
Граф, Папа, князь любой державы
Кругом не правы,
Коль зло не дремлет, благо спит.
Кто должен говорить, молчит.

ФРАНСУА ТРИСТАН ЛЕРМИТ

(1601-1635)

СУДЬБА ГЕРМАФРОДИТА

Богами дан был срок рожденью моему,
Они ж решали, кем мне суждено родиться:
Юпитер – молодцом, Венера – молодицей,
Меркурий – тем и тем, и стало посему.

Теперь богам решать, как я окончу дни:
Сатурн сулит петлю, а Марс мечом грозится,
Диана – бездной вод, – не ведают они,
Что этот приговор во всем осуществится.

Над самою водой я с ивы вниз упал,
И печень мне пронзил мой собственный кинжал –
Ногой застрял в ветвях, в пучину пал главою.

О, тень мою томит и ныне страшный сон,
Когда я был клинком, ветвями, злой водою
В единый миг пронзен, повешен, потоплен.

КАББАЛИСТ

О дух, что нам явил сияние без тени,
Ты видишь наперед вселенной каждый шаг
И знаешь, где, каких и сколько ждать нам благ
От неба и стихий, каменьев и растений.

Природу ты познал как цепь преображений,
Ты в замыслах судьбы читаешь каждый знак:
И смерть идет к живым или нейдет никак,
Покорная твоих могуществу велений.

Я вовсе не прошу, чтоб ты продлил мой век,
Богатством одарил иль сделал, чтоб избег
Я мора и огня, воды и поля брани:

Коль хочешь завладеть ты существом моим,
Поведай мне, Тимандр, такое заклинанье,
Чтоб я не смог любить того, кем нелюбим.

ДЖОФФРИ ЧОСЕР

(ок.1343-1400)

РОЗАМУНДЕ

Мадам, вы красоты храните клад,
Как мир таит неведомые страны,
Алмазной чистоты победный взгляд
И пламенный рубин щеки румяной.
На празднике, во пляске неустанной
Вы так прекрасны, юны, полны света,
Что проливаете бальзам на раны,
И пусть вовек ни ласки, ни привета.

И хоть я плачу день и ночь подряд,
Не может сердце горевать пространно:
Скажите слово, даже невпопад,
И вновь душа не убежит обмана.
Так я живу, склоненный покаянно,
Как рыцарь нерушимого обета,
Любить вас, Розамунда, непрестанно,
И пусть вовек ни ласки, ни привета.

Сильнее я любовию объят,
Чем окунь жареный объят сметаной;
И все о том приметы говорят,
Что я другая ипостась Тристана.
Моя любовь прочна и постоянна,
Душа сладчайшим пламенем согрета;
Что ни случись, душе не знать изъяна,
И пусть вовек ни ласки, ни привета.

СОВЕТ БАКТОНУ ОТНОСИТЕЛЬНО ЖЕНИТЬБЫ

Мой мастер Бактон, некогда Христос
Был вопрошен, что истинно, что ложно.
Ответа не дал Он на сей вопрос
(Иль “Всяк да судит сам”, сказал, возможно.)
Но коль поведать просишь неотложно
О зле и горе брачного союза,
Я умолчу о том, что в нем ничтожно,
Но вновь, увы, восславлю эти узы.

Я их не уподоблю тем цепям,
Что Сатану сковали мукой вечной,
Но так скажу: “Он в том повинен сам,
Что был прикован, а не жил беспечно”.
Когда же человек, умом увечный,
Охотно снова сам идет в тюрьму,
Молись он Богу, плачь он бесконечно,
Никто не посочувствует ему.

И все же, сделай глупость и женись:
тем самым ты избегнешь худшей доли.
Но с плотью, с жизнию своей простись,
Как раб жены во мрачной сгинь юдоли.
Коль мудрые слова не побороли
Твоих сомнений, опытом проверь:
Спасет тебя от брака страх неволи,
Иль снова попадет в ловушку зверь.

Свое писанье, притчу или сказку:
Я шлю тебе; обдумай мой совет:
Тот неумен, кто не приемлет ласку.
Уверен ты , сомнений больше нет.
Но, давши окончательный ответ,
Ты ознакомься с “Савскою царицей”,
Тогда поймешь, что нет таких тенет,
Чтоб можно было полностью смириться.

ТОМАС ЧАТТЕРТОН

(1752 – 1770)

ПЕСНЯ

О, громче, песни тяжкий стон,
О, слезы пусть текут рекой –
Смолкнул праздничный трезвон,
Черным днем стал День Святой:
Мой милый спит,
Глубоко зарыт
Под ивой, в могиле сырой.
Черногривый, как зимний мрак,
Белотелый, как первый снег,
Краснощекий, как солнца зрак,
Холоден милый, почил навек:
Мой милый спит,
Глубоко зарыт
Под ивой, в могиле сырой.
Сладко пел он, будто дрозд,
Скоро плясал он, как ветер шальной;
Лук за плечами, дубинка в рост;
О, тихо лежит он в могиле сырой!
Мой милый спит,
Глубоко зарыт
Под ивой, в могиле сырой.
Слышишь, ворон забил крылами,
Там, где вересковый дол;
Слышишь, филин кричит над нами –
Страшные тени сюда привел:
Мой милый спит,
Глубоко зарыт
Под ивой, в могиле сырой.
Видишь, белеет лунный глаз –
Белее милого покров,
Белее, чем небо в рассветный час,
Белее полуденных облаков:
Мой милый спит,
Глубоко зарыт
Под ивой, в могиле сырой.
Здесь, над милым моим, прорастут
Пустоцвет и гроб-трава;
Хладной девы уже не спасут
Даже молитвы святые слова:
Мой милый спит,
Глубоко зарыт
Под ивой, в могиле сырой.
Я сама соберу соломы
Вкруг могилы дорогой
Ярче светите, феи да гномы –
Здесь приют последний мой:
Мой милый спит,
Глубоко зарыт
Под ивой, в могиле сырой.
Вот мое сердце – рви его,
В чаши лей кровавый сок;
Все сгорело, все мертво;
Пляши всю ночь, не жалея ног:
Мой милый спит,
Глубоко зарыт
Под ивой, в могиле сырой.